Если Бог есть, то Он жесток. Допустить существование такой чудовищной силы, сметающей все на своем пути…
— Головастик думал, что делает мне подарок, — сказал Мак-Кленнон. — Он знал, что меня интересует прошлое. Он знал, что у его народа есть сведения, которых мы так жаждем. Это был дар отчаяния. Теперь мы знаем, насколько все безнадежно.
— Я бы этого не говорил. Ты, по-моему, излишне мрачен.
— С чего ты взял?
— Ты сам сказал, что звездная рыба считает, что их можно остановить. Что такое уже бывало. Что создатели Звездного Рубежа как раз над этим работали, когда на них обрушилась чума.
— Они работали над этим, стараясь на основе своей собственной расы создать расу убийц.
Маус пожал плечами.
— Привет, Танни!
Мак-Кленнон поднял голову и встретился со взглядом смеющихся зеленых глаз.
— Не пригласить ли тебе моего друга на прогулку? — предложил Маус. — Он снова в унынии.
Женщина рассмеялась:
— Именно это я и собиралась сделать. Или ты предпочитаешь шахматы, Том?
— Давай бросим монетку, — ухмыльнулся Мак-Кленнон. — Ой! Щипаться нечестно!
— Да идем же. Через час мне надо возвращаться на пост. — И она плавно выплыла из кают-компании.
— Ну берегись, стоит только Макс ее увидеть… — пригрозил Маус.
— Эй! Лучше не надо. Ни в коем случае. Слышишь? Будет такой фейерверк, что сверхновой бомбе стыдно станет.
— Жду не дождусь, приятель, — рассмеялся Маус. — Или ты думаешь, я забуду, что ты перехватил мою добычу?
— Ну, ты не можешь заграбастать всех сразу, Маус, — отозвался Томас и поспешил за Танни Ловенталь, мгновенно позабыв о Звездном Рубеже, операции, звездной рыбе и судьбах вселенной.
Месяц он проторчал в чреве Старой Луны. Мясники из психа разобрали его душу по камешкам и перестроили ее на более здоровой основе. Первые три недели были настоящим адом. Психиатры постоянно заставляли его бороться с самим собой, проявляя при этом не больше сострадания, чем водитель броневика к своей заупрямившейся колымаге.
Они не принимали никаких отговорок. Они не терпели никаких задержек. Они продолжали снимать показания даже пока он спал, безостановочно записывая невероятные запасы воспоминаний, которыми его наградил Головастик. Они были безжалостны.
И эффективны.
Пребывание у сейнеров заставило его забыть о холодной целеустремленности своих соотечественников из флота. Он не был к этому готов. Он не был готов сопротивляться восстановлению.
И оно продвигалось быстрее, чем ожидали доктора.
«Когда кризис миновал, они вскрыли его брюхо и запломбировали язву.
На двадцать девятый день к нему пустили посетителей.
— Только по двое за раз, — протестовала медсестра. — Войти могут только двое.