? Понятно, что хорошо, но как именно? Нет, правда, как?» А потом не думал ни о чем, кроме сигареты, которая не помешала бы, но идти за ней ужасно лень. И даже не вздрогнул от неожиданности, когда совсем рядом, внизу, за углом, затренькал поворачивающий с улицы Сотни Глаз на улицу Садов
[37] последний ночной трамвай.
Улица Стуокос-Гуцевичяус (L. Stuokos-Gucevičiaus g.)
Красный, зеленый
– Сама не понимаю, что на нас тогда нашло, – говорит Тереза. – Никогда прежде не ссорились, даже по мелочам, что, вообще-то, было бы нормально, все люди время от времени ругаются, и влюбленные – тоже. Собственно, влюбленные – чаще прочих. Понятно почему: живешь практически без кожи, тебе то сладко, то больно, а чаще – то и другое одновременно. При этом пульт, управляющий твоими острыми ощущениями, в чужих руках, вот и орешь по любому пустяковому поводу, как будто тебя режут. И ведь правда режут, хотя далеко не всегда нарочно. Ужасная, в сущности, ситуация. Но это я по своим прошлым романам помню, а с Эриком с самого начала все было не так. Его присутствие каким-то удивительным образом отменяло боль – вообще, в принципе. Делало меня неуязвимой. В такой ситуации уже совершенно неважно, в чьих руках пульт. Это, собственно, круче всего.
– И все равно поругались? – недоверчиво спрашивает сестра. – Почему?
– Говорю же, чем больше об этом думаю, тем меньше понимаю. Как будто мы оба одновременно сошли с ума.
Как будто это вообще были не мы, а вселившиеся в нас демоны, злые и очень глупые, средняя группа детского сада для умственно отсталых демонят. Такую чушь несли оба! И так искренне обижались, как и на самую горькую правду не всегда реагируют. Так, я знаю, обычно срываются люди, которые годами сдерживали взаимное раздражение. Но это не наш случай. По крайней мере, за себя могу поручиться. Нечего мне было сдерживать. Какое раздражение, ты что.
* * *
Сам не понимал, что на него тогда нашло.
Это уличное кафе очаровало Тони с первого взгляда. То есть не столько кафе, сколько соседствующий с ним забор. Вернее, не сам забор, а рисунок на нем. И даже не рисунок как таковой, а затеянная неизвестным художником игра с пространством, простая и радостная как младенческие «ладушки». Бесконечная череда звонких соприкосновений двух реальностей – нарисованной и данной в ощущениях.
Условно бесконечная, разумеется. Ну и что.
Кафе стало для Тони чем-то вроде городских ворот. Входом в Вильнюс – парадным, для дорогих гостей и одновременно черным, потайным, только для своих. Хотя формальное пересечение административной границы населенного пункта состоялось несколькими часами раньше.