родительского авторитета
в самых его основах», а теперь «тупые и черствые предрассудки малокультурного мещанства возрождены под именем новой морали», негодовал Троцкий. Отмена запрета на новогодние елки — тоже несомненный элемент реставрации. Ф. Ф. Раскольников, в то время полпред СССР в Болгарии, приехал в Москву летом 1936 года и был поражен переменами: «…страна… лихорадочно строилась, переделывалась, буйно расцветала и была на пороге какого-то нового, могучего ренессанса». Московские писатели спрашивали у Раскольникова, почему не возвращается на родину Бунин, ведь «он большой патриот, любит Россию, сильную армию, бодрую и радостную молодежь — все это он в изобилии увидит в Москве». В 1936 году режиссер МХАТа В. И. Немирович-Данченко во время гастролей театра за границей встретился с Шаляпиным и передал ему приглашение Сталина вернуться в СССР, однако тот отказался. И напрасно — если бы эмигрировавшие деятели культуры увидели «новый ренессанс» России, они наверняка признали бы заслуги коммунистической партии. Ленинградский литератор Валентин Стенич утверждал, что, если бы Гумилев был жив, он перестроился бы одним из первых и занял достойное место в современной литературе.
На двадцатом году советской власти «наряду с пафосом строительства… во всех слоях общества наблюдалось утомление и усталость, — отмечал Раскольников. — Все жаждали порядка, спокойствия, законности и свободы. Казалось, что самое трудное время позади: навсегда отошли в прошлое голод и ужасы первых лет коллективизации». Порядка и законности жаждала перестроившаяся старая интеллигенция и постепенно вытеснявшая ее новая, спокойной жизни желали многие люди в верхах власти. Примечательны показания одного из руководителей советской разведки А. Х. Артузова, арестованного в 1937 году, — он привел слова бывшего наркома НКВД Г. Г. Ягоды: «Довольно потрясений, нужно наконец зажить спокойной, обеспеченной жизнью, открыто пользоваться теми благами, которые мы, как руководители государства, должны иметь». У Ягоды были квартиры и дачи-поместья, все видные государственные и партийные чиновники широко пользовались регламентированными благами. Раскольников вспоминал, как Молотов принимал его в прекрасном загородном доме, сказав, что для него строится новая, еще лучшая дача. Благами и привилегиями пользовались не только руководители государства, но и «знатные люди»: партийные работники, чекисты, командиры Красной армии, организаторы производства, инженеры, ударники труда, видные ученые и деятели культуры. Новая знать получила право на «красивую», обеспеченную жизнь и могла повторить за Сталиным: «Жить стало лучше, жить стало веселей». Московские писатели были увлечены возведением дач в Переделкино, они «превратились в заботливых и рачительных хозяев, пристраивали гаражи, обносили участки заборами и палисадниками», писал Раскольников. Больше всего деятели культуры ценили близость к людям власти, которая сулила дополнительные блага, и кто знал, что скоро многие покровители окажутся «врагами народа» и за близость к ним придется расплачиваться свободой, а порой и жизнью? Но казалось, ничто не предвещало беды, и новая аристократия сохраняла оптимизм и уверенность в будущем.