— Нет, Марлен Дитрих! — раздраженно бросил Бономи, снимая пижаму, предоставленную ему администрацией Белого дома.
Капитан Хартунг мило улыбнулся.
Он считал, что все генералы, чиновники министерства сухопутных сил и члены сенатского комитета по военным делам отличаются остроумием.
— Президент в своей спальне наверху. Он уже с полчаса как на ногах, поскольку встал сразу же, как пришел телекс и позвонил государственный секретарь.
Бономи осмыслил услышанное, потом взглянул на скомканное белье, рубашку и мундир.
— Я осмелился позвонить вам домой, сэр, и мы послали туда машину, чтобы привезти вам свежую одежду. Надеюсь, вы не возражаете, генерал.
— Очень мудро с вашей стороны. Сейчас я быстро приму душ.
Бономи принял душ и побрился, но машина еще не вернулась, поэтому он надел мятую одежду и поспешил к Дэвиду Стивенсу. Стивенс был еще в пижаме и купальном халате и говорил по телефону.
— В девять часов, договорились, — закончил он и обернулся к Бономи.
— Да, генерал, вы выглядите просто ужасно в это славное утро понедельника. Вы что, спали в одежде?
— Я чувствую себя просто ужасно, и я спал не в одежде, но просто в эту самую минуту мой свежевыглаженный мундир находится в машине Белого дома, которая спешит сюда. Но ты же разбудил меня не для того, чтобы обсуждать мою внешность, а?
— Нет. Берлин!
Бономи заморгал.
— Русские полностью блокировали Берлин: поставили кордоны на всех автобанах, закрыли все КПП и заполнили все коммерческие воздушные коридоры своими МИГами.
— Лихо, ой как лихо!
— Колдуэлл, как мне доложили, будет выступать в программе «Сегодня» в 7.15 и, по слухам, он собирается осудить провокацию красных, задумавших продемонстрировать всему Западу военную слабость Соединенных Штатов. Ну, и как тебе это нравится?
— Ужасно нравится! Дейв, давай оставим пока Колдуэлла. Ты помнишь ту версию двадцать третьего псалма, который любит цитировать Билл Фрост? Господь — мой пастырь, так что пусть его мать и беспокоится. Вот и будем действовать в таком духе. Эта петрушка с Берлином: что случилось?
— Мы пока не знаем. Гросвинор считает, что они оказывают на нас давление, чтобы мы признали Восточную Германию, а вот Майклсон подозревает, что тут куда более коварные и неясные мотивы. Ну>: конечно, он вечно во всем видит куда более коварные и неясные мотивы.
— А что вы думаете, мистер президент?
— Доброе утро, сукин ты сын!
Бономи покачал головой.
— Нет, серьезно… Что ты по этому поводу думаешь, Дейв?
— Еще не знаю… но у меня подозрение, что они ищут для себя выгоду, надеясь набрать пропагандистские очки как раз накануне наших выборов. Они считают, что как раз сейчас смогут чего-нибудь себе получить задарма, что мы будем посговорчивее и нерешительнее. Они будут выглядеть крепкими и опасными, а мы снова окажемся бумажным тигром.