Они выбрали дорогу, хотя и более длинную, чем та, которой ребята воспользовались на пути сюда, но зато пролегавшую вдоль высокого скалистого берега фьорда.
— Смотрите-ка, эй, ребята.
Шедший впереди Скьёльд остановился так резко, что Эйлиф чуть было не упал. Шест с добычей оказался на снегу.
— Что там?
Товарищи бросили на Скъёльда полный удивления взгляд, а в следующую секунду все трое побежали, стремясь поскорее достичь берега. Та занесенная снегом дорожка, по которой они собирались вернуться домой, была сплошь изрыта глубокими следами множества ног.
— Похоже, здесь прошло целое войско, — озадаченно проговорил Скьёльд. — Кто бы это мог быть?
— Что это? Кто тут прошел? — подоспел запыхавшийся Сигвальд. Он здорово отстал, не зря остряки-соседи прозвали сына чужестранки Брюхотрясом.
«Скьёльд Зоркий, — подумал Сигвальд, поджав губы. — Скьёльд Ястреб».
— Что тут? — повторил вопрос Брюх отряс.
Товарищи не ответили ему. Эйлиф, согнувшись в три погибели, внимательно разглядывал следы, медленно двигаясь вдоль тропинки, а Скьёльд подбежал к краю обрыва и, приложив ладонь козырьком ко лбу, принялся напряженно вглядываться в даль.
Внезапно мальчик резко повернулся.
— Это «Черный дракон» Бьёрна Хеммингсока, клянусь бородой Тора, — с уверенностью заявил он. — Посмотри, вон там.
— А где же отец? — озадаченно проговорил Сигвальд. — Ведь если здесь драккар соседа, то… Значит, он тоже вернулся?
Скьёльд поморщился — ну что за дурень? Ведь понятно же, что намерения у Бьёрна нечистые. Его дом — южнее, и если бы он, к примеру, хотел принести племени Эйрика невеселое известие о гибели вождя, то пришел бы на корабле открыто, среди белого дня. Тогда воин на деревянной сторожевой башне, чья единственная обязанность смотреть на море, чтобы вовремя заметить любое судно, идущее в бухту, увидел бы его ладью и затрубил в большой рог. Точно так же поступил бы и он, если бы прибыл сам Эйрик, только сигнал подал бы иной.
— В это время года редко кто возвращается, — произнес Скьёльд, хотя товарищ и сам все прекрасно знал. — Если воины не пришли до срока, значит, погибли или же остались зимовать в чужих странах. Бьёрн что-то задумал, может, он поссорился с Эйриком?
Сигвальд прикусил губу, друзья, особенно Скьёльд, никогда, если речь заходит о вожде, не говорили «твой отец», а только Эйрик. Друзья нарочно давали толстяку понять, что он сын рабыни, которую конунг давно разлюбил, и, бросив, вернулся к Бреттиве.
— Эй, ребята! — Они обернулись на крик и увидели, что Эйлиф машет рукой. Оба поспешили на зов. — Смотрите, — товарищ указал на желтое пятно на снегу, — моча не совсем еще заледенела, они только что прошли здесь, надо спешить.