Возвращение Марты в родные места выглядело внушительно. По шоссе катил большой черный автомобиль, впереди и сзади — по мотоциклу с автоматчиками в колясках. Впрочем, эскорт сопровождал машину не только и даже не столько ради нее. Рядом с Мартой и Рихардом на заднем сиденье ехал Манфред Зингрубер — погоны свидетельствовали, что он исправно повышался в чине.
Манфред — как всегда, вылощенный, отутюженный — благодушно поглядывал по сторонам, удовлетворенно щурился.
— Знаешь, Рихард, я в прошлый раз как-то не разглядел твои пенаты. В самом деле — прелестные места!
— В прошлый приезд тебя занимали не столько декорации, сколько действующие лица.
— Да, люди — моя слабость. Разные, как морские камешки — оттенки, характеры, темпераменты, привычки… Вы со мной не согласны, господин Озолс?
Якоб — он сидел рядом с шофером — от неожиданности втянул голову в плечи, испуганно ответил:
— Почему же? Согласен.
Манфред искоса посмотрел на старика, участливо спросил:
— Вы чем-то огорчены? Я слышал, у вас уже были маленькие неприятности с новыми властями?
— Что за неприятности? — насторожился Рихард.
— Да вот, твой тесть оказался на редкость сентиментальным человеком. Его назначили старостой, а он хотел помочь какому-то земляку избежать заслуженной кары.
— Кому же? — глухо спросил Рихард.
— Артуру. — Озолс подался вперед, вытер тыльной стороной ладони взмокший лоб.
— Какому Артуру? — Рихард сознавал бессмысленность вопроса, но все-таки спросил.
— Банге, кому же еще?..
— Кто такой Банга? — Манфред с любопытством посмотрел на Рихарда.
— Да так. Один знакомый.
Зингрубер хотел еще что-то спросить, но в последний момент передумал — на Рихарде не было лица.
— Еще кого взяли? — Лосберг устало прикрыл глаза.
— Лаймона Калниньша. Помните такого? Высокий, голубоглазый. При Советах комсомолом у них заправлял. Фрициса Спуре…
Озолс закрыл глаза и чуть было не застонал от боли. Память то и дело возвращала его к событиям прошлой ночи. После неудавшейся попытки выручить Артура — кстати, только теперь до него дошло, насколько опасной и беспомощной была эта затея — он даже не смог бы ответить, на что рассчитывал. Скорее всего его поступок можно было бы объяснить нервным перенапряжением или попросту временной невменяемостью — Якоб вернулся домой и, обессиленный, прямо в одежде, повалился на постель, Лежал и тупо смотрел в темноту. Все ему было настолько безразлично, что он даже не услышал громкого стука’ в дверь. Когда же, наконец, включил свет, на пороге стоял Аболтиньш со своими верными дружками.
— Прошу простить, господин староста, — слащаво ухмыляясь, проворковал тот, — как говорится, примите и распишитесь. — Эффектно отошел в сторону, открывая стоящего за ним Фрициса Спуре. — Рабочая красная гвардия вернулась в родной поселок. — Иди! — Трактирщик толкнул прикладом старика.