— Здравствуйте, — разматывая платок, с заметным акцентом сказала Марта.
— Здравствуйте, — сдержанно ответил дед.
Председатель просительно стрельнул глазами сначала на него, потом на вышедшую из соседней комнаты с портретами сыновей старуху, поспешно сказал:
— Ладно, вы тут разбирайтесь, а мне еще других устраивать надо. — Помолчал и добавил, ни к кому собственно не обращаясь: — А насчет работы, и, стало быть, провианту… завтра определим.
Когда дверь за ним захлопнулась, в комнате повисла напряженная тишина. Первым ее нарушил хозяин дома:
— Там, значит, обретаться будете, — показал он на открытую дверь боковушки.
— Можно туда зайти? — неуверенно, с трудом подбирая русские слова, спросила Марта.
— Ваша, говорю, комната, — хмуро повторил дед.
Марта взяла чемодан, обернулась к сыну:
— Эдгар, помоги-ка… — по-латышски сказала она.
Но мальчик не слышал. Он смотрел совсем в другую сторону — туда, где на столе, в тарелке, прикрытой домотканой салфеткой, виднелась краюха ржаного хлеба. Темно-золотистая корочка гипнотизировала ребенка.
— Эдгар! — резко повторила Марта. Ее лицо покрылось красными пятнами.
Мальчик словно проснулся, сглотнул слюну и поспешно подхватил стоявший у ног узелок. Дед видел все — и голодный взгляд ребенка, и растерянность матери, и тяжелую кладь в их руках, но хоть и качнулся невольно — все же не двинулся с места.
Над деревней сгущались сумерки. В избах зажигалка редкие огоньки. Снаружи оконце боковушки выглядело маленьким светлым квадратиком — и посреди этого светлого квадратика темнел неровный кружочек. Это Эдгар своим дыханием отогрел стекло и с недетской серьезностью разглядывал незнакомую улицу, огромные кедры в белоснежных шапках, бесконечные сугробы снега. Наконец, он обернулся к матери:
— Мама, а ты заметила, — задумчиво спросил он, — хлеб у них какой-то странный.
Марта — она разбирала вещи — опустила голову, делая вид, что не расслышала. Переспросила:
— Что?
— Коричневый такой, и пахнет вкусно.
— Поздно уже, ложись спать.
— Мама, я кушать хочу, — насупился мальчишка.
Марта опустила голову, виновато сказала:
— Нету у нас, маленький, ничего. Ложись, спи.
Старик со старухой в это время сидели в горнице за столом, занимались каждый своим делом — дед подшивал валенки, хозяйка вязала носки. Оба изредка поглядывали на дверь, за которой слышалась негромкая возня, незнакомая речь. Наконец, бабка не выдержала и спросила шепотом:
— Вроде не по-нашему бают. Немцы, што ля?
— Латышцы они какие-то — поняла?
— Ох, господи-спаси, — перекрестилась старуха. — Где же, Митяюшка, земля ихняя, в Германии, аль в России?