Эта улыбка, словно магнит, притянула его к женщине. Забывшись, Озолс облапил кухарку, с силой привлек к себе, неуклюже зашарил рукой по талии, явно намереваясь расстегнуть юбку.
— Якоб! — испуганно озираясь на дверь, Эрна уперлась ему локтями в грудь. — Якоб, опомнись! Якоб… — попыталась было оттолкнуть, но вдруг поняла, что из этого ничего не выйдет — уж слишком неравными были их силы, — заговорила ласковым, медовым голосом: — Вечером, миленький, вечером.
Смысл ее слов медленно, с трудом дошел до сознания Озолса: он нехотя отпустил женщину, багровый и потный сел на стул, какое-то время разглядывал ее исподлобья затуманенными глазами.
— Смотри же, вечером! Не забудь.
— Не забуду, — Эрна дрожащими руками расставляла на столе тарелки.
— Не забудешь? — И вдруг расхохотался, словно сказал что-то необыкновенно остроумнее.
Вошла Марта. Отец пугливо покосился в сторону девушки и, стараясь скрыть смущение, пробурчал:
— Моя дочь вечно опаздывает. Как и твой муж, Эрна. Где хлеб?
Кухарка торопливо протянула ему темно-коричневый каравай, раздраженно крикнула в распахнутую дверь:
— Петерис, ну что ты там копаешься? — Подождала, пока тот займет свое место, разлила суп, присела рядом с супругом. Некоторое время слышались лишь стук ложек да аппетитное чавканье мужчин.
— Ты, Петерис, к жене своей претензий не имеешь? — неожиданно спросил Озолс.
Петерис так и застыл с ложкой у рта, испуганно обмерла и Эрна. А Озолс продолжал:
— А я имею. Опять суп недосоленный.
Эрна облегченно вздохнула, подала солонку:
— На всех не угодишь, хозяин.
Озолс высыпал в тарелку щепоть соли. Марта заметила:
— Я читала, папа, что в твоем возрасте солью злоупотреблять не надо.
Озолс набычился:
— В моем возрасте… Дай бог всем быть такими в моем возрасте.
Снова наступила пауза, которую теперь уже нарушил Петерис:
— А твой парень-то — хват, — обратился он к Марте. — В поселке только и разговоров про него.
Девушка невольно улыбнулась, а Петерис продолжал:
— Гляди, еще медаль получит.
Озолс окинул толстяка ненавидящим взглядом, бросил Эрне:
— Мясо давай! Заснула, что ли?
Кухарка бросилась к плите, подала блюдо с жарким, Она делала мужу какие-то предостерегающие знаки, но тот, словно ничего не замечая, продолжал:
— Говорят, молодой Лосберг хочет в газете напечатать про твоего Артура.
Хозяин с грохотом отшвырнул тарелку:
— Что ты заладил, как попугай, — твой Артур, твой Артур! В сваты, что ли, нанялся?
Петерис пожал плечами:
— Да я что? Люди говорят.
— Люди, — зло передразнил Озолс. — Поменьше сплетен таскай.
— Кто, я?
— Ты, именно ты. Дурак!