И – мимо! – Вы поздно поймете.
Так, утром ударивши в ворох
Соломы – с момент на намете, –
Ветр вечен потом в разговорах
Идущего бурно собранья
Деревьев над кровельной дранью.
Это монолог призраков, тех, кто сбит бешено мчащимся курьерским из «Русской революции», везущим в Россию Ленина, – «лей рельсы из людей».
«Дыми, дави и мимо!» – в 1918-м. «И – мимо!» – в 1921-м. Не случайна здесь и тундра – знак пути на Север, в начавшиеся уже концлагеря.
Главная общность – бешено мчащийся «локомотив истории» – революция – в своем новом, октябрьском воплощении, сшибающий и давящий человека ради процесса движения…
Идея классового, т. е. внеюридического террора возникла, вопреки распространенному мнению, задолго до сколько-нибудь систематических покушений на большевистских лидеров. Еще 16 января 1918 года «Правда» декларировала:
«Среди буржуазии сейчас колоссальная ненависть, бешеная злоба против Советской власти… Но пусть они помнят – за каждую голову наших они будут отвечать сотней голов своих».
Авторы «Нового мира» М. Одесский и Д. Фельман, приводя эту выразительную цитату, совершенно точно комментируют ее:
«Террор не сводится к жестоким законам, назначающим пусть и непомерную кару, но все же за вполне конкретные правонарушения. Террор как политика государственного устрашения в принципе отрицает законность: государство уничтожает заведомо невиновных потенциальных противников, дабы парализовать ужасом волю масс к сопротивлению. В первые годы советской власти террор понимался именно так, а не иначе»[48].
Для вчерашних либералов именно красный террор олицетворял всю неправедность новой власти. Именно отрицание за людьми других социальных групп права на жизнь, возведенное в политический принцип, интеллигент-гуманист считал смертным грехом новой власти.
В этом отношении чрезвычайно характерной фигурой был уже цитированный Сергей Петрович Мельгунов. Оппозиционер при самодержавии, республиканец, демократ, социалист по убеждениям, он вскоре после октября стал одним из лидеров «Союза возрождения», объединившего социалистов разных направлений, не признавших власти большевиков. Кабинетный ученый-историк превратился в активного конспиратора, провел много месяцев в тюрьме, был вместе с Сергеем Трубецким приговорен к смертной казни, замененной десятью годами заключения, и в 1922 году – одновременно с Бердяевым, Франком, Булгаковым – выслан за границу.
Для социалиста, народника, интеллигента Мельгунова красный террор был не только нечеловеческой жестокостью по отношению к невинным, но и предательством освободительных идей русской культуры. В книге «Красный террор в России» он писал: