Кристина в замешательстве замедлила шаг. Она совсем не так представляла себе разговор с ним.
— Все это очень и очень глупо, — сказала она, запнувшись на секунду, как человек, не очень уверенный в своих словах.
— Почему?
— Потому что! — разозлилась Кристина. — Ты… ты, я не знаю, как чертик из табакерки! Выскочил неожиданно, а я не люблю неожиданностей. Они, знаешь ли, немного напрягают.
— Ты чего-то боишься, — с утвердительной интонацией сказал он.
— Боюсь?
— Да, боишься.
— Кого?
— Наверное, меня.
— Тебя?! — зло захохотала она. — Больно много о себе воображаешь, ты, чучело! И оставь меня в покое! Хватит! Наговорились!
Обойдя его, Кристина быстро направилась в сторону проспекта.
— Кристина, чего ты боишься? — окликнул он ее с другой стороны дороги. — Я просто хочу понять. Если того чудика, то я с ним разберусь. Только скажи!
— Я боюсь дураков, преследующих какие-то свои цели, о которых я вполне могу догадываться.
— Ты заглядываешь дальше, чем надо. И я не дурак. И не чучело. А если и чучело, то симпатичное, но очень одинокое. Меня даже вороны не боятся.
Она оглянулась и снова не могла удержаться от смеха. Тимофей стоял посреди тротуара, зябко поеживаясь в своей легкой куртке. Потом он резко расставил руки в стороны, изображая огородное чучело.
— И откуда ты такой взялся? — смеясь, спросила Кристина.
— Меня выдумали. Может быть, нас всех выдумали. Или мы выдумали себя.
— Если так, то меня выдумал ты, Тимофей.
— Тогда ты самая прекрасная выдумка из всех моих выдумок!
— Пока! Ты забавный парень.
Он раскланялся с другой стороны улицы.
— Благодарю почтенную публику.
— Клоун! — крикнула она и скрылась за поворотом.
А он стоял и улыбался. Глупо улыбался, по-мальчишески, чего уж тут скрывать. Но в этом чувстве больше не было ничего неловкого, как в его отношениях с Майей. Что-то искристое и яркое пузырилось в нем, что-то незнакомое и знакомое одновременно.
Он не позволил ей «расставить все по своим местам». А она этого даже не заметила.
Богдан Сергеевич наблюдал за Тимофеем из окна припаркованной машины с улыбкой.
Молодость! Что может быть слаще этого слова? Что может быть прекраснее?
Одно плохо — понимаешь это только тогда, когда за плечами непосильный груз прожитых лет.
Единственное утешение немолодому человеку — добытая потом и кровью значимость. Молодость значима сама по себе. В старости же человек не значит ровным счетом ничего. Разумеется, если он не побеспокоился должным образом о себе, когда был молод.
Все Богдану Сергеевичу удавалось в этой жизни. Умел он держать нос по ветру. Видел и понимал людей. И использовал в той степени, в какой они были ему полезны. Причем не скрывал этого. Иногда людям это нравилось (всегда находились те, кто мечтал услужить за небольшое или большое вознаграждение), а иногда не очень. Судя по всему, Тимофей относился к последней категории. Смешной, наивный чудак! Принципиальность никому и никогда не приносила ничего, кроме неприятностей. Принципиальных сжигали на кострах, а менее принципиальные счастливо выживали. Вот и вся логика жизни, которую нельзя сделать ни проще, ни легче. Как сказал Оруэлл, жизнь может дать только одно облегчение — кишечника.