Недоумевая, Кристина отправилась вслед за удивительной старухой. Они миновали еще одну комнату и вошли в следующую. Анжелика Федоровна подвела ее к большому гардеробу и настежь распахнула обе створки. Кристина с удивлением и некоторой неловкостью увидела десятки платьев и костюмов. Ей не очень-то улыбалось одевать что-то из этого старья. Как бы там ни было…
Анжелика Федоровна, словно заметив ее сомнения, сказала:
— Что-то из этого действительно не ко времени. Но ведь некоторые фасоны мода просто вытаскивает из прошлого и выдает за новое. Мода — самое лживое из того, что придумал человек. Давайте, деточка, посмотрим, что тут у нас есть.
В следующие полчаса Кристина забыла обо всем на свете. Казалось, то, что уже иссякло в ней, перестало иметь значение, было выброшено за ненадобностью и забыто, вдруг всплыло в памяти и ожило. И эта радость от собственного изображения в зеркале, и кокетство, и осознание найденного покоя… А главное — неистребимая женская страсть к нарядам. Дайте женщине войти во вкус, и она начнет примерять на себя даже старые шторы.
Старуха сама увлеклась. Всевозможные истории, замечания и советы сыпались из нее, как из прохудившегося мешка. Кончилось тем, что они обе переоделись и подкрасили себе губы найденной в пыльной косметичке помадой.
— Надо сказать, в свое время я умела себя подать, — чувствуя усталость, но не подавая вида, бодрилась Анжелика Федоровна. — Боже мой, трудно поверить, что эти ноги когда-то увлекали мужчин. Будь у них воображение, они не стали бы ценить женщину за ноги. Всего каких-то 50 лет — и ими уже можно пугать маленьких детей. Только ум, деточка! — подняла она палец. — Не грудь, не ноги, не, извините, попа. Ум! С годами он не обесценивается. Хотя смотря у кого.
Они обе расхохотались.
— В шестьдесят пятом я чуть было не изменила Михаилу Степановичу Хотя «изменила» — это сильно сказано. Представьте себе лето, Сочи, я в эффектном и довольно смелом сарафане, а кругом полно здоровых мужиков из Заполярного круга. То ли нефтяники, то ли шахтеры. Мужа задержали в Минске какие-то правительственные дела. И вот один из нефтяников начал брать меня приступом. То подкараулит у ворот санатория (в наш санаторий не всякого пускали), то найдет на пляже, то в мою экскурсионную группу запишется. Разумеется, уже тогда я не была молоденькой, все эти глупости отметала одним взглядом. А он не сдается! Потом я думаю: какого рожна? И соглашаюсь идти с ним в кино. Не то чтобы я сама на что-то рассчитывала… Просто хотелось знать, на что этот субъект «запал», как вы теперь выражаетесь. Уже тогда хватало разных профурсеток, готовых на все ради красивых слов. И вот идем мы с ним в кино. Я вся такая воздушная, в шляпке, сандалиях и с сумочкой. А он в пиджаке, при галстуке и в жутких лакированных туфлях. У мужчин, как ты догадываешься, свои странности. Сидим, смотрим фильм. И минут через десять я чувствую оглушительный, густой запах, извините, деточка, потных, немытых ног. Еще через две минуты я понимаю, что аромат, — она произнесла это с французским прононсом, — издает мой кавалер. Он, оказывается, снял в темноте свои туфли и наслаждался свободой. Разумеется, у меня исчезли всякие иллюзии, даже если они и были…