«Мы ж огласим сокрытое желанье.
Подайте карту. Знайте: разделили
Мы королевство натрое, решив
С преклонных наших лет сложить заботы
И поручить их свежим силам».
В тот вечер она читала до тех пор, пока не услышала звук открываемой двери. Фифа, умиротворенная, усталая, благоухавшая дорогой косметикой, цветами и шоколадом, вернулась из театра. Быстро положив книгу на место, Зойка поспешила на ее зов, но слова не выходили у нее из головы.
Через неделю Фифа положила книгу на свое место в книжном шкафу в кабинете. Зойка никогда в жизни ничего не взяла чужого, потому, лежа однажды в постели с Михаилом Степановичем, спросила, может ли взять почитать ее.
«Зефирчик! — засмеялся он. — Ты начала читать Шекспира? Вот это новость! Боюсь, ты в этой книге ничего не поймешь».
«Да уж как-нибудь разберусь, — проворковала она. — Не дура же».
Так Шекспир перекочевал в ее сумочку и отправился с ней домой. Зойка снимала комнату в доме старой еврейки на Дражне. Тетка Рива была совершенно безобидным и добрым созданием и никогда не отказывалась присмотреть за детьми — четырехлетним Мишкой и Анечкой, которой уже было чуть больше двух лет. После того, как все ложились спать, Зойка вытаскивала книгу и принималась за чтение.
«С утра до ночи злит нас. Что ни час,
То новую проделку затевает,
Внося расстройство. Силы нет терпеть!
И свиту распустил, и сам брюзжит
По пустякам. С охоты как приедут,
К нему не выйду. Скажете — больна.
Коль будете не очень-то любезны,
Поступите отлично. Я — в ответе».
Ах, как же Фифа напоминала этого старого короля! Хоть и не дурна собой была в свои 41, а столько в ней форсу, столько склочности старческой, придирчивости! Барыня, да и только! И белье плохо ей поглажено, и пыль пальчиком своим обнаружит в таких местах, что с огнем будешь искать — не найдешь, и паркет не блестит как надо. Одно слово — Фифа.
Книга Зое нравилась все больше.
Она прочла ее всю от корки до корки за каких-то пять месяцев, при этом иногда перечитывая отдельные места по несколько раз, так они ей нравились. Иногда, перемывая горы посуды или после очередной выволочки Фифы, она тихонько декламировала, тщательно выговаривая слова, словно таинственное заклинание:
«Глаза надменные ей ослепите,
Вы, молнии! Болотистый туман,
Из топи вызванный палящим солнцем,
Обезобразь красу ей».
За многие годы книга истрепалась, страницы пожелтели, и только крепкий переплет не давал ей развалиться на части. Зойка привязалась к книге, как к дорогой вещи. Не в смысле цены. Таких вещей у нее было не много — мамино колечко, первые состриженные локоны детей, вышитые полотенца, письма Мишки из армии и эта книга.