– А зачем Савич раздел ее труп?
– Чтобы подумали на какого-нибудь полового маньяка.
– Значит, он в тот момент был в полном сознании? – полюбопытствовал сыщик. – Раз сообразил про маньяка.
– Психика – темная комната, – грустно ответил Кащенко. – Наука пока еще не научилась ее отпирать. Мы лишь стоим на пороге, а что внутри, не знаем. Я полагаю, тогда, в ивовых кустах, Савич уже был безумен. Соображал о ложных следах, ловко прятался, но… Сознание дало трещину, хотя сначала это было не заметно ни ему, ни окружающим. Илья Никитич приличный человек по натуре! Как бы странно это ни звучало по отношению к убийце. Но его довели до вспышки, до страшного поступка. Сорвавшись раз, он уже не мог остановиться. Сначала выследил городового и разбил ему голову, чтобы убрать свидетеля…
– Но почему Савич напал на Одежкина? Ну, ходили они вместе с Лугвеневым по городу… Начальник драил подчиненного. Чего тут такого? Потом, их за вечер видело множество людей – всех не убьешь камнем! Сказал бы на дознании, что расстались мирно, Лугвенев покаялся и обещал вернуть деньги. А кто его потом убил, пусть ищет полиция. Алиби опять же состряпал…
– Тогда сгоряча Савич сообразить этого не мог. Думал лишь о том, что полицейский опасен. Он был убежден, что тот запомнил его лицо. Кроме того, как раз на глазах у Одежкина произошла резкая сцена. И обвинение было бы весьма убедительным. Ходили вдвоем? Да, вот и люди подтверждают. Ссорились? Еще как! Городовой свидетель! Чуть до драки не дошло! И Савич последний, кто видел Лугвенева живым. А какой мотив! Мечта любого прокурора! Что решит суд присяжных, выслушав такое? Согласитесь, опасность обвинительного приговора была высока.
Сыщик кивнул:
– Осудили бы как пить дать. Но вопросы остаются. Будучи, как вы полагаете, уже безумным, Савич подумал об алиби. И состряпал его неплохо: я едва смог разбить свидетельские показания. Не похожа как-то подобная предусмотрительность на действия сумасшедшего.
– Я же говорю: комната темная! Мы не знаем, как в мозгу человека что-то ломается. Тут он нормальный, а в другом месте уже безумен. Лишь на стадии полного распада личности все ее поступки уже не регулируются сознанием. А в момент развития заболевания… Я скажу больше! По улицам наших городов ходят тысячи психически больных людей. Но нам они до поры до времени кажутся здоровыми. Может быть, чудаковатыми, странными, но здоровыми.
– И лишь дело случая, когда сработает спусковой механизм?
– Увы, – подтвердил психиатр. – У каждого он свой. Возможно, первые изъяны в психике Ильи Никитича появились в турецком плену. Он рассказал мне кое-что. Тяжкое испытание для молодого человека! Тем более из культурной семьи. Савич был на войне вольноопределяющимся. И когда попал в плен, то его поместили к солдатам, не к офицерам. А с нижними чинами турки не церемонились! Он насмотрелся всякого, прошел через голод и унижения, едва не умер от малярии. Кстати, при побеге Савич убил часового именно камнем, вы и здесь оказались правы! Потом он вроде бы отошел, начал служить, карьера задалась. Но какая-то червоточина, видимо, осталась. Тут еще врожденная нервность, повышенная эмоциональная импульсивность. Возможны и наследственные болезни: дед Ильи Никитича в среднем возрасте обезумел. По обычаям того времени, его не лечили, да тогда и не умели! А поселили в отдельном флигеле и приставили слуг, пока не умер… Наследственные механизмы тем более не изучены наукой.