— Анна! — зовет мужчина из толпы демонстрантов, но она не обращает на него внимания. Она протягивает мне фотографию и держит так, пока я не беру ее.
Этого снимка я не видела ни в газетах, ни в интернете. Там он в школьной форме, улыбается редкозубой детской улыбкой, голова повернута к фотографу. На этом фото Джейкоб младше, ему года три-четыре. Он примостился на сгибе маминой руки, они лежат на спине в высокой траве, усеянной цветками одуванчиков. Ракурс предполагает, что Анна снимала это сама: ее рука вытянута в сторону и уходит за границу кадра. Джейкоб смотрит в камеру, щурится на солнце и смеется. Анна тоже смеется, но при этом она смотрит на Джейкоба, и в глазах ее видны его крошечные отражения.
— Простите меня, — говорю я. Слова звучат слабо. Я ненавижу себя за это, но других у меня нет, и я не могу просто молчать в ответ на такое горе.
— У вас есть дети?
Я думаю о своем сыне, о его невесомом тельце, завернутом в больничное одеяло, о боли внутри, которая никогда не покидает меня. Я думаю, что должно быть специальное слово для женщины без детей, для женщины, лишившейся ребенка и ставшей из-за этого одинокой.
— Нет.
Я ищу, что сказать, но ничего не приходит в голову. Я протягиваю фотографию Анне, но она только качает головой.
— Мне она больше не нужна. Я ношу его образ здесь. — Она кладет ладонь себе на грудь. — Но вы, — она делает едва уловимую паузу, — вы, я думаю, должны его запомнить. Вы должны помнить, что он был мальчиком. Что у него была мама. И что сердце ее теперь разрывается.
Она отворачивается и ныряет под ограждение, исчезая в толпе, а я судорожно втягиваю воздух, как будто меня долго держали под водой.
Адвокатом у меня женщина за сорок. Влетев в маленькую комнатку для консультаций, где у входа стоит охранник, она оценивающе смотрит на меня.
— Рут Джефферсон, — представляется она, протягивая мне руку. — Сегодня заседание суда будет простым, мисс Грей. К присяге вас уже привели, так что все слушание будет, по сути, посвящено чтению приговора. После обеденного перерыва мы первые, и, боюсь, у нас будет судья Кинг.
Она садится за стол напротив меня.
— А что с ним не так, с этим судьей Кингом?
— Скажем так, он не отличается снисходительностью, — отвечает Рут с невеселой улыбкой, демонстрирующей идеальные белоснежные зубы.
— И сколько мне дадут?
Этот вопрос вырывается сам собой. Хотя это уже не важно. Для меня сейчас важно только все сделать правильно.
— Трудно сказать. То, что вы не остановились и никому не сообщили о случившемся, является прямым нарушением закона. Минимальный срок за причинение смерти вследствие опасного вождения два года, но к вам это неприменимо. Ваш случай можно трактовать по-разному. Вообще же причинение смерти вследствие опасного вождения — это до четырнадцати лет; обычные рекомендации — от двух до шести. Судья Кинг будет ориентироваться на верхний предел, и моя задача убедить его, что более уместным станет два года. — Она снимает колпачок с черной авторучки. — Психическими заболеваниями не страдали?