— Тогда есть сыкса — любовница или куча алчных родственников.
На этот раз вспылил Харасанов:
— Замолчи, Василий! Ты, кажется, приехал из Нью-Йорка, а не из Куу-Чека. Он а-ка-де-мик! Делает блестящую карьеру. О нем говорит весь мир.
Василий замкнулся.
— Ладно, там будет видно. Ты как знаешь, а я прогуляюсь по Москве.
* * *
Тишинский рынок пестрел разношерстной толпой. Убогий товар, предлагаемый стариками и старушками, перемежался с вещами, стоившими больших денег.
Этот рынок, известный как самый дешевый в Москве, был известен тем, что здесь можно было купить вещь “тепленькую”, только что украденную или подпольно привезенную из-за бугра.
Пиратский вид Василия здешнюю публику не отпугивал, наоборот, призывал к общению. Василий долго присматривался и наконец выискал людей, которых можно было не опасаться. Испещренные монастырями и перстнями руки говорили сами за себя.
— Мужики, нужен ствол! Плачу баксами по большому счету.
Парни засуетились, куда-то исчезли. Но вскоре на арене появилась старая кикимора, одетая по моде 20-х годов.
— Ты, милок, интересовался наседкой с цыплятами? — сиплым голосом в полтона спросила она. — А поточнее, чего бы ты хотел?
— Давай что-то заморское… Берету, например, или, на худой конец, тэтэшник.
— Берета дорого стоит. Не потянешь.
— Мать, не гони дуру! Говори сколько, и дело с концом.
— Ладно, милок. Берета тянет на семьсот долларов, а за тэтэшник нужно пятьсот.
— Годится, показывай одно и другое.
На дне сумки лежали пистолеты — новенькая “беретта” и в хорошем состоянии ТТ.
— А где патроны?
— Под газетами, в целлофановом мешке.
— Ладно, мать, пересчитывай бабки, и разбежались.
* * *
Покупка Харасанова явно расстроила.
— Вот и криминал приехал. Зачем ты купил эти игрушки?
Василий резким ударом ладони толкнул Харасанова в плечо.
— Костя, очнись! Мы едем в Питер по криминальным делам. Не иметь оружия в таком городе, практически приравнивается к самоубийству. Если нам суждена удача, так и будет. Если обложат менты — предупреждаю, лично я застрелюсь. Садиться в тюрьму, да еще наполовину слепым — я не намерен.
От его слов руки и лоб Харасанова покрыла испарина. Ему страшно захотелось отменить намеченное, бросить все и немедленно уехать в Америку. Но какая-то неведомая сила парализовала мозг, свела челюсти и язык. Он молчал.