резко и неожиданно, и я подумал, что он посчитает эти слова
неискренними.
Он не ответил, лишь коротко кивнул. Но когда я закончил, он
завязал концы повязки и, вытянув мои руки параллельно друг другу,
посмотрел на них с едва различимой улыбкой в уголках рта. Запястья
выглядели по-разному: одно было забинтовано свободнее, а на другом
повязка, прикрывающая свежую рану, была толще. Он провел пальцем
по моему предплечью, от одежды к бинтам.
Я отдернул руки и попытался встать.
— Я оставлю тебя, чтобы ты мог. .
— Подожди, — сказал он. — Не уходи.
Я сел обратно. Он неподвижно стоял на коленях, почти как
человек на молитве, разве что в его глазах не было никакого покаяния
или благоговения – только зловещее спокойствие.
— Что? — спросил я, когда понял, что он не собирается у меня
ничего требовать. — Тебе нужно от меня... что-то ещё?
Он поднял голову и поймал мой взгляд. В уголках его глаз
собрались морщинки.
— Нет, я не о том, что ты думаешь. — Он встал, потянулся и
оперся бедром об изножье кровати. — Просто я пока не хочу
ложиться, вот и всё.
Я в замешательстве сдвинул брови.
— Ну и чего тогда ты от меня хочешь?
Он беспечно пожал плечами, обводя комнату взглядом. Я не мог
понять, что интересного можно найти в этой убогой обстановке, но он
рассматривал её, как горный пейзаж.
— Поговори со мной, — произнес он через плечо.
— О чем? — спросил я.
— О чем угодно.
Я в недоумении уставился на его спину. Я не понимал, что во мне,
шлюхе, может заинтересовать мужчину вроде него. Не моя комната, и
уж точно – не моя жизнь. Не раздумывая, я выпалил первый же
вопрос, который пришел в голову:
— Сколько тебе лет?
— Сто семьдесят четыре, — без промедления откликнулся он, но
слова прозвучали сдержанно и неестественно, невыразительно.
Словно ему задавали этот вопрос уже тысячи раз, и он заучил
наизусть ответ, не несущий никакого смысла.
Я смотрел на его профиль. Он пристально изучал комнату, и на
его лице отразилось легкое любопытство, словно эта скучная каморка
интересовала его больше, чем почти двести лет собственной жизни.
— Чем же ты занимался всё это время? — спросил я сам себя,
восхищенно представляя, сколько возможностей дает такая жизнь.
Он замер и медленно повернулся, хмуря брови.
— Что ты сказал?
Я незаметно сдвинулся к краю кровати, будучи неуверенным, что
означало его выражение лица, предвестником какого настроения оно
было.
— Я спросил, чем ты занимался все эти годы.