— Сказать правду, Раймонд, — мистер Зед сердито покачал головой, — я проклинаю тот день, когда покинул Сау-Гэп.
— Ты спятил, — выдохнул Раймонд. — Посмотри на меня: это Сау-Гэп постарался. Я ни на что не способен: только сижу и стараюсь дышать.
— Халлспорт хуже любой шахты, — настаивал мистер Зед. — Воздух отвратительный, рыба в Крокетт и та передохла.
— Держу пари, ты забыл, что такое Сау-Гэп, старик. Там, как в преисподней, одни горы шлака. Насосы не работают, корчишься на четвереньках по колено в воде. Забыл?
— Знаешь, что этот придурок, мой зять, делает на своем заводе? Бомбы! Когда падает крыша — это чепуха по сравнению с тем, что будет, упади хоть одна бомба этого кретина. Эти мерзавцы-янки нас всех прикончат.
Джинни должна была вернуться через неделю в Бостон к мисс Хед и ее философии, и ее совсем не интересовали ни груды шлака, ни бомбы, ни танки… Не интересовали — пока не появилась Эдди.
Она взяла мачете, вышла на крыльцо и стала ритмично, как Айра на тренировке по гольфу, рубить виноградные лозы. Ей казалось, что она живет в дождливом лесу в бассейне Амазонки: стоит опустит мачете — и тебя поглотят вездесущие заросли. Летнее солнце было в зените, освещая то место на гребне холма, где был похоронен мистер Зед. Его надгробие давно исчезло в куджу.
Джинни спустилась к пруду, сняла мокрое от пота и виноградного сока деревенское платье и с наслаждением бросилась в воду.
Общественная больница Халлспорта была построена из того же красного кирпича, что и все остальные дома.
— Это очень разумно, — объяснял майор, когда Джинни возмущалась однообразием зданий. — Сейчас «холодная война». Когда прилетят вражеские бомбардировщики, они не смогут отличить завод от жилых домов. Очень удобно.
— Но зачем кому-то нас бомбить? — возмущалась тогда Джинни.
Вестибюль был полон народу. Как в зале ожидания на помазание перед смертью: все расстроены, озабочены и терпеливы. Волонтерка-секретарь в бело-розовом полосатом фартуке вопросительно посмотрела на пестрое платье Джинни.
— Я — дочь миссис Бэбкок, — сказала она. — Я действительно ее дочь.
— Палата 307,— процедила секретарша.
Когда Джинни шла по сверкающему чистотой коридору, то тут, то там открывались двери — больные выглядывали посмотреть на нее. «Наверное, после их клизм я — самое интересное событие», — подумала Джинни.
Перед дверью палаты 307 она помедлила, собираясь с мыслями. Из соседней палаты доносился монотонный мужской голос: «Вы что, не можете для меня это сделать? Всего твоих новеньких! Можете или нет? Можете прислать мне троих? Да или нет?