— Где мы встретимся и когда?
— Завтра. В кофейне бай Спиро на углу Витоши и Алабина. Скажете ему: «Воздух теплый, прямо пар плывет», он ответит: «Да, денек сегодня боевой».
— Что он за человек, этот Попов?
— Сами увидите. Но, до встречи, Сашо!
…Порция малеби и стакан бозы. Бай Спиро — толстый, неповоротливый, но обслуживать умеет. Да и кофейня у него чистенькая, приятно посидеть. Пеев вытирает лоб, медленно отпивает глоток бозы. Жарковато…
— Ну и погодка, Спиро! Воздух теплый, прямо пар плывет.
Молодой парень за соседним столиком — широкие плечи, лицо красивое, чуть угрюмое — словно нехотя вмешивается в разговор.
— Особенно жарко, если набегаешься, как я. Да, денек сегодня боевой.
— У меня тоже.
Пеев вышел первым, Попов — чуть помедлив. Встретились на Алабина, пошли рядом.
— Я — Попов.
— Знаю. Пока встречаться не будем. Я дам вам знать, когда появится надобность.
Все так, как инструктировал Испанец.
Не прощаясь, разошлись.
Вечером, проверив, нет ли слежки, дважды изменив маршрут и выйдя на улицу Марии-Луизы через пустынные переулки, Пеев пришел к Испанцу.
Последний вечер… Испанец был задумчив и грустен. Предложил:
— Давайте-ка выпьем, доктор, за нас с вами, за хороших людей.
Сам плеснул в бокалы сливовицы. Морщась, неумело проглотил. Долго не мог перевести дух. Пеев смотрел на него: усталое лицо, седина у висков. Не молод… Вот и уходит, обрывается живая связь с Центром, с людьми. В коридоре, после последних разговоров о делах, о технике связи, Испанец, прощаясь, обнял Пеева, прижал к плечу. Сказал сам себе:
— Ну, ну, что за сантименты!
С силой пожал руку.
Больше им не довелось увидеться… Никогда.
3
Ноябрь 1940 года.
Пеев по утрам все чаще настраивал свой приемник «Блаупункт» на РВ-64 и радиостанцию имени Коминтерна. Это было рискованно: по указанию полицейских властей приемники, находившиеся в частном пользовании, опечатали таким образом, чтобы болгары не могли слушать Лондон и Москву. Пеев, сняв свинцовые пломбы и сургучные нашлепки на картонках, ловил позывные Москвы… Сообщали о новом шаге Правительства СССР. Болгарскому правительству — в который раз! — протягивали руку дружбы: предлагали подписать пакт о дружбе и взаимопомощи. В ответ премьер Богдан Филов, по поручению царя, встретился с эмиссарами Гитлера и Риббентропа, и, как расплывчато формулировалось в коммюнике болгарской стороны, делегация «вступила в переговоры о присоединении к Тройственному союзу».
Царь — этот машинист-любитель — на всех парах гнал Болгарию к войне; за его спиной, контролируя повороты реверса и определяя курс, стояли немцы. Глава министерства войны 1 генерал Даскалов совершил ознакомительную поездку в ставку ОКБ2. Министр вернулся в полном восторге: четкость организации штаба, боевые качества вермахта произвели на него неизгладимое впечатление. Делясь наблюдениями с Никифоровым, он утверждал, что в мире нет силы, способной остановить германского солдата. А какая выучка, какая дисциплина! И самоотреченная преданность фюреру и национал-социалистской идее у всех, от новобранца до фельдмаршала!..