Озвучивать мысли я благоразумно не стал и, терпеливо дождавшись пока мне вернут флягу, распрощался с уставшими за день дозорными, вскинул на плечи надоевший до чертиков рюкзак и зашагал дальше, возвращаясь в город по пологой дуге и стараясь не сходить с гребня горы. Этот путь позволял мне видеть расположенную ниже долину как на ладони до окраинных покосившихся серых домов. И чернеющую точку преследователя я обнаружил сразу же — он как раз добрался до подножия гористого склона и начал подниматься. Глядя как он медленно тащится вверх, я не удержался от злорадной усмешки — а пустынный ходок-то из мужика никакой. Еле ноги переставляет, да еще поминутно останавливается и, упершись ладонями в колени, сгибается пополам в попытке отдышаться. Сбил дыхание, устал, взопрел, а при загребающей пыль походке наверняка набрал полные галоши мелкого песка и камешков. Через час сотрет ноги до крови и не сможет сделать и шага без мучительной боли. Что самое интересное — сунувшийся за мной в пустыню топтун настолько вымотался, что смотрел лишь в одну точку — на Двадцатку, не замечая моей отчетливо выделяющейся на гребне горы фигуры. Правда я не двигался, а неподвижную цель взгляд цепляет не сразу, присматриваться надо. Да и одежда у меня не броская, цветом с песком сливается.
— Лопух — пробормотал я, провожая бредущего мужика недобрым взглядом.
Ползи, ползи, карабкайся на вершину на последнем издыхании. Вот только водички тебе там не обломится, это точняк. Придется тебе насухую назад возвращаться, да еще и хромая на обе ноги. Будет тебе урок, гнида, что нельзя охотника в пустыне выслеживать — только хуже будет. Это тебе не по асфальту шлепать.
Дождавшись пока топтун скроется за пологим склоном здоровенной каменюки, я тронулся с места и размеренно зашагал дальше. На оставшегося за спиной выдохшегося преследователя внимания больше не обращал. Если он меня и засечет, догнать ни в жизнь не сможет. Меня больше беспокоил другой, пока существующий только в моем воображении топтун — освещенная светом заходящего солнца долина была пуста и безжизненна. Если он и есть, то проявил смекалку и остался в городе, затаившись на верхнем этаже в любом из пустующих зданий идущих по краю города. Он меня увидит, а я его нет. Вывод простой и грустный.
Придется изгаляться и финтить — еще пара словечек полученных от Тимофеича и применяемых мною, где надо и не надо.
Когда я добрался до окраин и пересек кольцевую дорогу, окончательно стемнело. И это было мне только на руку.
Пустые дома зияли угрюмыми провалами окон и дверей, слепо таращась в непроглядную ночь. В центре города виднелось тусклое свечение костров и крайне редких электрических ламп вокруг ТЦ, работающих на энергии от установленных на крыше ветряков.