Еще сегодня, в лаптях, в полотняных, крашеных бузиной штанах, неторопливый, он был подростком, а этот сразу парень — хоть сейчас свадьбу справляй. И радостно матери стало, и забота царапнула: женится скоро, отделится и неизвестно какую жену подберет — может, ложку борща на старости лет пожалеет свекрови.
— Как мне, мам? — скрипнув сапогами, легко прошелся по хате — куда и неуклюжесть девалась, когда успел молодецкую горделивую походку перенять…
«Какой же он славный! Вылитый Тимофей, — за каждым движением следила мать, и то, что было обычным — другой не заметит, ей казалось наилучшим, дарованным только ее сыну. — Вылитый Тимофей. Молчаливым лишь удался, радости мало. Ничего, между людьми оботрется, мозговитый!» — успокоила сама себя…
Бьет сапка приплесканный темный корж земли, звенит на комьях, окутывается сухим серым дымом, подсекает бурьян, и щетинистый осот не способен проколоть огрубевшие темно-зеленые пальцы. Сначала огоньком пробегает боль по согнутой спине, но скоро тает, и сталь проворно срезает зеленые, с розовыми цветами, кружева завитой березки, крапчатое плетение мокреца, ровные стрелы щетинника.
«Когда бы Дмитрий невестку в дом привел, веселее было бы, жалела бы ее. Но где там — хоть не говори с ним об этом. На полуслове оборвет, нахмурится, весь уйдет в себя».
— Если помощь в горячую пору нужна — брошу свою работу и с вами буду полоть.
— Я и сама справлюсь.
— Тогда и говорить не о чем, — и, разгневанный, выйдет из хаты.
…Испортили, видно, парня, навек испортили. Чтоб тебя, Сафрон, и твоего Карпа лихая година не обошла, как ты лишил меня сына. Хоть бы к доктору поехал Дмитрий, и как ему об этом сказать… Чтоб тебя, Сафрон, наглая смерть на дороге прибила, — погружается в воспоминания Евдокия…
…Село купается в тепле, солнце и веселом пении веснянок. Улицами, огородами на большую площадь сыпнула сначала ребятня, потом подростки, девчата, а позже, степенно размышляя о том, о сем, — хозяева и хозяйки.
Большая на холме площадь зацветает широкими цветными юбками, и девчата в них, кажется, не идут, а плывут. В руках держат платочки: подарок тем ребятам, которые зимой к ним домой с рюмкой приходили. Парни стоят горделивые — знают: девушка должна их сама отыскать. Так уж на Подолье заведено — девушка, найдя парня, который приходил к ней зимой в гости, прилюдно целует его трижды, дарит платочек — и ничего странного в этом нет.
На холме молодежь уже готовится танцевать, берется за руки или за концы платка, чтобы не разомкнуться; живой круг, как перстень-самоцвет, всколыхнулся, и сильный высокий голос покрывает низкий гул: