Ко мне обратился секретарь комсомольской организации нашего экипажа Лебедев.
— Как ваше мнение, товарищ командир, не выпустить ли нам сегодня боевой листок, посвященный ремонту корабля? — спросил он.
— Это очень кстати.
— В таком случае разрешите приступить…
— Добро!
Лебедев сразу же исчез, и его спокойный, рассудительный голос послышался в соседнем отсеке.
В жизни нашего экипажа, состоявшего главным образом из комсомольцев, Лебедев занимал видное место и как хороший специалист и как хороший секретарь комсомольской организации.
Много характерных особенностей у Лебедева, и одна из них — горячая любовь к книге. Он у нас своеобразный литературный консультант. Комсомольцы постоянно обращаются к нему за советом — что почитать, и для каждого он умеет подобрать книгу.
Однажды я спросил Лебедева: «Откуда вы так хорошо знаете литературу?». Он объяснил, что в средней школе комсомольская организация часто устраивала литературные вечера. И там, в школе, у него появилась любовь к литературе, жажда к чтению.
Заметок в боевой листок поступило много: коротких и содержательных. Комсомольцы, исходя из новых сроков ремонта, брали на себя обязательства.
Вот одна из заметок: «Мы, комсомольцы пятой боевой части, несмотря на то, что объем работ у нас наибольший, обязуемся закончить ремонт в новый срок и на отлично. Чем скорее мы выйдем в море, тем скорее нанесем врагу сокрушительный удар. Редина ждет наших боевых успехов. Наша задача — выполнить приказ Родины».
В лодке было жарко и немного душно. Экономили электроэнергию, и судовую вентиляцию пускали только в исключительных случаях.
В девять часов вечера я поднялся на мостик. Легкий северный ветер слегка рябил темнозеленую поверхность воды. Воздух был чист и прохладен.
На палубе, группами по три-четыре человека, подводники пили чай. Сейчас, когда на лодке проводился ремонт, спальных мест не хватало, и каждый устраивался, как мог. Командир орудия и наводчик спали в хорошую погоду у своей пушки, боцман — под козырьком мостика у тумбы электрического привода вертикального руля. Каждый выбирал себе место вблизи своего заведывания, подчас сам не отдавая себе отчета, почему именно здесь он обосновался.
На вахте стоял мичман Иванов. На груди у него висел большой морской бинокль. Он то расхаживал по палубе, то останавливался и прислушивался к сосредоточенной тишине. Десятилетняя служба в подводном флоте выработала у него постоянную настороженность и способность во-время обнаружить опасность.
Мичман Иванов относился к разряду мастеров подводного дела. Он знал в совершенстве торпедное оружие. Ему были знакомы почти все корабельные системы и их особенности. Он и поварское искусство изучил до тонкости, не уступая лучшим кокам соединения. Матросов он учил внимательно, любовно, разбирал детально каждую ошибку подчиненного, на примерах из практики показывая, к чему может привести малейший недосмотр.