| Лэнгдон не отрывал глаз от снимка, и на смену возмущению пришел страх. Зрелище отвратительное, но дело тут не только в этом. У него возникло тревожное ощущение deja vu>5. Чуть больше года назад Лэнгдон получил снимок трупа и аналогичную просьбу о помощи. А еще через двадцать четыре часа едва не расстался с жизнью, и случилось это в Ватикане. Нет, этот снимок совсем другой, но, однако же, явное сходство в сценарии имело место. |
| The agent checked his watch. "My capitaine is waiting, sir." | Агент взглянул на часы: — Мой капитан ждет, сэр. |
| Langdon barely heard him. His eyes were still riveted on the picture. "This symbol here, and the way his body is so oddly... " | По Лэнгдон его не слышал. Глаза по-прежнему были устремлены на снимок.— Вот этот символ здесь, и потом то, что тело так странно... |
| "Positioned?" the agent offered. | — Он отравлен? — предположил агент. |
| Langdon nodded, feeling a chill as he looked up. "I can't imagine who would do this to someone."The agent looked grim. "You don't understand, Mr. Langdon. What you see in this photograph..." He paused. "Monsieur Sauniere did that to himself." | Лэнгдон кивнул, вздрогнул и поднял на него взгляд:— Просто представить не могу, кто мог сотворить такое... Агент помрачнел.— Вы не поняли, мистер Лэнгдон. То, что вы видите на снимке... — Тут он запнулся. — Короче, месье Соньер это сам с собой сделал. |
| CHAPTER 2 | ГЛАВА 2 |
| One mile away, the hulking albino named Silas limped through the front gate of the luxurious brownstone residence on Rue La Bruyere. The spiked cilice belt that he wore around his thigh cut into his flesh, and yet his soul sang with satisfaction of service to the Lord.Pain is good. | Примерно в миле от отеля "Ритц" альбинос по имени Сайлас, прихрамывая, прошел в ворота перед роскошным особняком красного кирпича на рю Лабрюйер. Подвязка с шипами, сплетенная из человеческих волос, которую он носил на бедре, больно впивалась в кожу, однако душа его пела от радости. Еще бы, он славно послужил Г осподу.Боль, она только на пользу. |
| His red eyes scanned the lobby as he entered the residence. Empty. He climbed the stairs quietly, not wanting to awaken any of his fellow numeraries. His bedroom door was open; locks were forbidden here. He entered, closing the door behind him. | Он вошел в особняк, обежал красными глазками вестибюль. А I затем начал тихо подниматься по лестнице, стараясь не разбудить I своих спящих товарищей. Дверь в его спальню была открыта, замки здесь запрещались. Он вошел и притворил за собой дверь. |
| The room was spartan—hardwood floors, a pine dresser, a canvas mat in the corner that served as his bed. He was a visitor here this week, and yet for many years he had been blessed with a similar sanctuary in New York City. |