С утра проснулись, пошли на службу. В храме мужик крестился да молился сладким голосом, ниже воды тише травы ходил, улыбался благостно, а потом отрядили нас на скотный двор свиней кормить. Только мы за воротами оказались, как мужик говорит: «Ох, бля, славно, давай курнем да водки ебанем!» Я ему на «вы» говорю, вежливо: «Нельзя, мы ж в монастыре, и вообще, что вы материтесь, почем зря?» А он: «Вот ты ебанько, мы же за воротами, уж тут все можно!» Я говорю: «А как вы вообще в монастырь попали с такими речами?» Он говорит: «Да не сам я, вот с кичи откинулся, так меня мамка сюда на исправление засунула, она здесь монахиней служит». В общем, отказался я с ним курить да бухать, невзлюбил он меня за это и решил, видно, отомстить. Говорит: «Здесь источник святой есть, пойдем туда, окунешься во имя Бога, Господа нашего». Ну, пришли, он говорит: «Лезь, давай!» Я: «А вы?» «Да мне нельзя, у меня зуб болит». Ну, полез я в источник, вылез, весь дрожу, он говорит: «Это за Отца было, теперь давай за Сына, потом за Святого Духа». Ну, на третий раз мимо монахини идут, я голый, вылезти стесняюсь, сижу там мерзну, чуть не околел, а он куда-то подевался. Заметили меня монахини: «Вылезай», — говорят. Я, рукой срам прикрыв, вылезаю. Весь синий, трясусь, пальцы не слушаются, одеться не могу. Монахини отворачиваются да посмеиваются. Ну, а вечером жар у меня начался, следующую потом неделю всю валялся в бреду. Мужика того из монастыря выгнали за это. Выздоровел я, домой засобирался. Та старуха, что меня в монастырь пустила, мать Параскева ее звали, говорит: «Испеку тебе на дорожку пирожков. Постишься?» Ну, тут я думаю, соврать как всегда или не соврать, не удержался, опять соврал, «Да», — говорю. А потом еду уже в автобусе, попробовал пирожок, а он с мясом оказался. Такие дела.
А Чпок ничего рассказывать не стал, просто лежал на земле и глядел на колышущуюся на ветру листву деревьев.
Он вспомнил, как первый раз ушел из дома. Тогда он кирял у Жирдяя и крепко напился. Перебрал так, что с трудом дополз до раскладушки, плюхнулся на нее и заснул, а проснулся потому, что кто-то больно тянул его за ухо. Тошнота подкатывала к горлу, в тумане перед ним маячила фигура отца.
— Отца здесь быть не может, — догадался Чпок, — значит, это веселая, небольная галлюцинация.
И снова закрыл глаза. Но галлюцинация оказалась навязчивой и больной, продолжала тянуть его за ухо. Чпок окончательно проснулся и понял, что это взаправду реальный отец. Отец стащил его с кровати и куда-то исчез, впоследствии оказалось, что он пошел искать Жирдяя, нашел, спросил его: «Вы — хозяин притона?», получил утвердительный ответ и сломал Жирдяю нос, после чего вернулся к Чпоку. А еще впоследствии прояснилось, что адрес хаты сдал другой одноклассник по имени Волк, которому отец звонил в поисках Чпока, но это было потом, а сейчас отец выволок Чпока за дверь. Затолкал его в лифт и одним ударом свернул ему челюсть. На улице он положил Чпока в свою шаху и повез домой, а у дома, когда вынул Чпока и запирал двери, Чпок вдруг оживился и со всей прытью ускакал прочь, спрятался в березовой роще, а потом ушел за третью поляну, там он знал один шалаш, где прожил несколько дней, питаясь ягодами, потом вернулся в поселок и еще пару недель ночевал у одноклассника, боясь вернуться домой.