| "Moniteur Universel", надо думать, захлебывается от восторга, расписывая всему континенту славную победу над линейным кораблем, неопровержимо доказывающую, что Англия, подобно древнему Карфагену вот-вот падет; через месяц-два та же газета сообщит, что бесчестный прислужник вероломного Альбиона заслуженно расстрелян в Венсенском замке или Монжуи. |
| Hornblower cleared his throat nervously as he walked; he expected to feel afraid and was surprised that he did not. | Хорнблауэр прочистил горло. Удивительное дело - он не чувствовал и тени боязни. |
| The thought of an abrupt and inevitable end of that sort did not alarm him as much as did his shapeless imaginings when he was going into action on his quarterdeck. | Мысль о скором и неминуемом конце пугала его куда меньше, чем расплывчатые страхи перед началом боя. Мало того - он почти с облегчением сознавал, что смерть избавит его от треволнений. |
| In fact he could almost view it with relief, as putting an end to his worries about his wife Maria whom he had left pregnant, and to his jealous torments of longing for Lady Barbara who had married his admiral; in the eyes of England he would be regarded as a martyr whose widow deserved a pension. | Не надо думать о Марии, которая скоро родит, мучиться ревностью и томиться по леди Барбаре, жене адмирала Лейтона. |
| It would be an honourable end, then, which a man ought to welcome - especially a man like Hornblower whose persistent and unfounded disbelief in his own capacity left him continually frightened of professional disgrace and ruin. | Это будет достойный мужчины конец, а для такого человека, как Хорнблауэр - мнительного, вечно мучимого страхом провала или бесчестья -даже желанный. |
| And it would be an end of captivity, too. | Это будет окончанием плена. |
| Hornblower had been a prisoner once before, for two heartbreaking years in Ferrol, but with the passing of time he had forgotten the misery of it until his new experience. | Хорнблауэр два года протомился в Ферроле, но время притупило горькие воспоминания, и лишь сейчас они нахлынули с новой силой. |
| In those days, too, he had never known the freedom of his own quarterdeck, and had never tasted the unbounded liberty - the widest freedom on earth - of being a captain of a ship. | А ведь тогда он не знал, что такое свобода и каково оно - ходить по палубе капитаном, самым свободным из смертных. |
| It was torture now to be a prisoner, even with the liberty to look upon the sky and the sea. | Быть пленником - пытка, даже если можешь смотреть на небо и солнце. |
| A caged lion must fret behind his bars in the same way as Hornblower fretted against his confinement. |