Пусть это звучит невероятно, однако поверьте, что в последние пять дней я умудрялся избегать этой мысли. Но очередную повестку уже нельзя было проигнорировать: я не мог не взглянуть на пистолет.
Я нашел его на обычном месте: в спальне, в шкафу со стороны ее кровати. Он лежал в своей коробке. Открыв крышку, я уловил запах пороха. Недавно из этого пистолета стреляли и положили его обратно, не почистив. Кто это был – я? Патронник был пуст, в магазине не хватало одного патрона.
Я не почувствовал себя виновным. Я разозлился. Чем больше возникало доказательств, тем сильнее становилась моя злоба. Пистолет вызвал особенную досаду, точно я был адвокатом, которого без честного предупреждения столкнули лицом к лицу с новым отвратительным свидетелем: да, я не чувствовал за собой вины и был зол как черт. Как они смеют? Кем бы ни были эти они. До чего упорно мой разум пытались сорвать с петель! Но чем более вероятной моя виновность казалась другим – включая моего отца, – тем крепче становилась моя уверенность в том, что я не убивал ни одной из женщин.
Звонил телефон.
Услышав Мадлен, я счел это предзнаменованием.
– Слава Богу, это ты, милый, – сказала она и заплакала.
В ее глубоком, хрипловатом голосе звучало истинное страдание. Я ощутил в нем те бездны скорби, что говорят об утрате лет любви и о жарких клятвах плоти не в той постели.
– Ох, милый, – еле вымолвила она, – ох, дорогой. – И зарыдала снова. Ее горе походило на горе женщины, которая пять минут назад стала вдовой. – Дорогой, – выговорила она наконец, – я думала, ты уже мертв. У меня было предчувствие. – Она вновь начала плакать. – Я так боялась, что никто не поднимет трубку.
– В чем дело?
– Тим, не выходи никуда. Запри дверь.
Я не помнил случая, чтобы она рыдала так отчаянно.
– Что произошло? – взмолился я.
Вскоре мне удалось вытянуть из нее объяснение. Медленно, фразу за фразой. Каждые несколько слов сменялись очередным выплеском ее горя, ее страха, ее ярости. Иногда я не мог понять, что мешает ей говорить – гнев или ужас.
Она нашла несколько фотографий. Это я в конце концов разобрал. Укладывала в его ящики чистое белье и наткнулась на запертую шкатулку, которой раньше не видела. Ее возмутило то, что он прячет запертую шкатулку в их общей спальне. Если у него есть секреты, почему не хранить их в подвале? И она взломала замок.
Как мне передавалась ее паника! Даже по телефону я чувствовал, что она дрожит.
– Постой, Мадлен, – произнес я, – говори толком. Давай поспокойнее. Кто был на этих снимках?
– Пэтти Ларейн, – сказала она. – Там была Пэтти Ларейн. Голая. В похабном виде. – Слова душили ее. – Они хуже, чем те, что ты делал со мной. Не знаю, смогу ли я это вынести. Как только я увидела эти снимки, я подумала, что ты мертв.