– Тогда почему на следующий день ты не взял кровь с сиденья на анализ? – спросил отец.
Ридженси улыбнулся, как кот.
– Никто бы не поверил, – сказал он, – что это я вымазал машину кровью, раз я такой тупой, что позволил тебе смыть ее, а не взял на анализ. Ну кто после этого обвинил бы меня в провокации? – Он кивнул. – В то утро я опасался, что меня прижмут. Теперь это звучит глупо, но тогда я так не считал.
– Ты же терял главное доказательство против Тима.
– Я не хотел его сажать. Я хотел, чтобы он рехнулся.
– Это ты убил Джессику? – спросил я. – Или Пэтти?
– До этого мы дойдем. Не в этом суть. Суть в том, что я не мог без Пэтти, а она все время говорила только о тебе, как она тебя ненавидит да как ты загубил ей жизнь. Сначала я думал: ладно, ты все равно ей не ровня, так чего она тогда ноет? Потом понял. Ей до зарезу надо было угробить мужика. Потому что, когда я не стал трогать тебя, она чуть не угробила меня. Сбежала. Тут я все понял. Она ждала, что я разберусь с тобой. Забуду свои полицейские клятвы и разберусь.
– И ты хорошо потрудился, – сказал Дуги.
– Не то слово. Великолепно. – Он потряс головой. – Детали были хоть куда. Я велел Пэтти взять пистолет, которым и застрелили Джессику, а потом сунуть его обратно в коробку нечищеным. От одного запаха тебя должен был хватить удар. Ты валялся там без памяти, а она подошла к кровати и забрала пистолет.
– Как тебе удалось в ту ночь найти мои фотографии? Пэтти не знала, где они лежат.
Он посмотрел на меня непонимающе.
– Какие фотографии? – спросил он.
Я ему поверил. Мое сердце ухнуло в тесный колодец, выложенный холодным свинцом.
– Я нашел снимки, на которых были отрезаны головы… – начал я объяснять ему.
– Пэтти говорила: пьяный ты черт знает что творишь. Наверно, сам и отрезал.
Я не хотел жить с этой мыслью, но как мог я опровергнуть его?
– А если бы ты резал снимки, – спросил я, – то зачем?
– Я бы не стал. Такое может сделать только ублюдок.
– Но ты сделал. Ты разрезал снимки с Джессикой.
Он отпил еще немного бурбона. Горло его сжал спазм. Он выплюнул бурбон.
– Это правда, – сказал он. – Разрезал.
– Когда? – спросил я.
– Вчера.
– Зачем?
Я подумал, что с ним сейчас случится припадок.
– Я хотел забыть про ее лицо в тот последний раз, – еле выговорил он. – Я должен был вытравить из памяти ее лицо. – Его челюсти скрипели, глаза вылезли на лоб, а мышцы на шее напряглись. Но он вытолкнул из себя вопрос: – Как умерла Пэтти?
Прежде чем я успел ответить, он испустил ужасный стон, поднялся, шагнул к двери и стал биться головой о дверной косяк. Я чувствовал, как дрожит кухня.