— Ваша новая повесть?.. Ах вот что, — кивнула она.
— Да, именно она, — подтвердил я.
Вера взглянула на меня, раздумывая и словно борясь с какой-то своей мыслью, и наконец спросила:
— А вы не почитаете мне, если, конечно, такая просьба возможна?.. — Она как будто взялась помогать мне.
— Не только возможно… Мне даже нужно вам почитать, Вера.
— А почему «даже нужно»? — удивилась она.
— Дело такое, что иногда приходят невеселые мысли, и волей-неволей надо довериться мнению первого читателя.
— В данном случае, значит, моему мнению? — спросила она.
— В данном случае — вашему, — ответил я.
Она остановилась, вдруг покраснела и растерянно поправила волосы.
— А знаете, если это — правда, мне страшно. Одно дело, когда перед тобой апробированная книга и когда автор — это всего-навсего фамилия, а в общем-то его ведь не знаешь… Вы хотите, чтобы я не просто послушала? Я неожиданно поняла, чего вы от меня хотите и какое это жуткое дело быть мнением. — Она заставила себя улыбнуться, как будто подбадривала себя. — Здесь есть тихое место и можно сесть… А если я окажусь бездарной?
Мы уже ушли далеко от нашей лодки и были у выступа обрыва, за которым берег ломался и круто брал влево.
— Самое-то скверное, что я плохой чтец, — сказал я. — Но здесь немного, и я не буду вам мешать. — Я протянул ей папку, еще раз подивившись той легкости, с которой все это произошло, и оценив ту серьезность, с какой Вера отнеслась к моей просьбе.
— Хорошо, — кивнула она. — Только если я буду чувствовать, что вы рядом, мне будет трудно читать.
— Нет, я уйду как можно дальше, — пообещал я.
Она взяла папку и точно не ушла, а исчезла, скрывшись за выступом, а я остался стоять на пустом берегу, вдруг ощутив какую-то непонятную тоску, а потом еще и отчаянное одиночество. Было около семи. Еле-еле доносился откуда-то голос громкоговорителя. По тропинке бродили чайки. От моря тянуло сырым и чистым теплом. Чертов парус, но только не белый, а нежно-розовый замаячил под коричневой кромкой противоположного берега. Рядом совсем, с кормой, завернутой в белый шум брызг, пропрыгал, задрав облупленный нос, самодельный, ржавого цвета катер-коротышка, вихрем унося голубую женщину с развевающимися волосами и толстого мужчину в тельняшке. Полезли на песок мутные черные волны, и я шагнул к выступу, встревоженный вдруг совершенно невероятной мыслью. Мне пришло в голову, что Веры за выступом нет и она исчезла неизвестно куда.
Я двинулся сперва медленно, потом прибавил шагу и остановился у поворота, неожиданно очень близко увидев ее. Она сидела на старой, осевшей в песок, перевернутой лодке, метрах в тридцати от меня, лицом к морю, и, низко склонившись, читала рукопись, сгорбившаяся и даже как будто сутулая и чем-то похожая на старательную школьницу. Эта ее поза была настолько мирной, по-домашнему тихой и беззащитной, что я застыдился себя. Я стоял как припаянный. Мне до странности было приятно смотреть на нее, освещенную солнцем, видеть, как она бережно подкладывает одну страницу под другую, и ко мне явилось уже совершенно иное волнение. Повернувшись, чтобы не мешать ей, я пошел обратной дорогой по пляжу, серому и грязному от глины и прошлогоднего сгнившего тростника. Мне стало одновременно и тепло и зябко. Я совсем не хотел разочаровывать своего первого читателя.