Клубника на десерт (Секстон) - страница 27

– Ты же знаешь, что ее все равно заберу я, – сказал он.

– Знаю, – сказал я, – но хочу, чтобы ты этого не делал.

– Правда? – спросил он, веселясь. – Ресторан выбирал я. Логично, что и платить тоже мне.

– Ты платил в прошлый раз. – И опять оставил непомерные чаевые, но об этом я промолчал. – Сейчас моя очередь.

– Прелесть, не хочу хвастаться, но мы оба знаем, что у меня возмутительно много денег…

– Дело не в этом, – прервал его я, чувствуя, как мои щеки снова краснеют.

Правда? – снова спросил он, но на сей раз без смеха, а с искренним удивлением.

Конечно, у него было больше денег, чем у меня. Намного больше – и это еще мягко сказано. Но ведь и я не был нищим. Я очень прилично зарабатывал, а тратил совсем немного. И привык считать себя частью верхней прослойки среднего класса. Он, с другой стороны, в буквальном смысле располагал миллионами. Хотя ресторан был дорогим, я знал, что стоимость нашего ужина для него – капля в море. И все же моя гордость бунтовала против того, чтобы за все платил он.

– Я знаю, что тебе это кажется глупым, – сказал я ему, – но ты прилетел сюда только затем, чтобы составить мне компанию, и ты каждый вечер готовишь. Я перед тобой в долгу.

Он по-прежнему смотрел на меня с любопытством и некоторым недоумением.

– Для тебя это важно, – сказал он. Это был не вопрос, но я видел, что он, не понимая причины, пытается ее разгадать.

– Да, – сказал я.

Он сидел, глядя на меня, и чего-то ждал – то ли, чтобы я передумал, то ли, чтобы предоставил ему какое-то объяснение, не знаю. А потом медленно разжал пальцы и отпустил папку.

Когда мы вышли из ресторана, было уже совсем поздно. Почти всю обратную дорогу он молчал. Дома мы так же молча разделись и легли в кровать, каждый на свою половину. Он, похоже, был не в настроении что-либо инициировать, а я не хотел навязываться. Он свернулся калачиком на своей стороне. Я лежал на спине на своей. Я уже засыпал, когда неожиданно почувствовал на себе вес его тонкого тела. Открыв глаза, я понял, что он смотрит на меня, но с каким выражением в темноте было не разглядеть.

– Знаешь, – тихо проговорил он, – я сейчас пытался вспомнить, когда мне в последний раз что-нибудь покупали. И не смог.

Я был удивлен.

– Вообще ничего?

Он покачал головой.

– Даже ужин ни разу.

Я упорствовал с оплатой ужина только из гордости. И до его признания и не предполагал, что для него это будет хоть что-нибудь значить.

– Даже на Рождество? – спросил я.

Он снова покачал головой.

– Нет.

Я впервые понял, насколько одинокой, судя по всему, была его жизнь. Его отец умер. С матерью он, видимо, не общался. Ни братьев, ни сестер у него не было. У него не было никого, кроме горстки случайных любовников, разбросанных по миру между Гавайями и Парижем.