— Не надо ль помочь, добрый человек?
Незнакомец поднимается и, прихрамывая, выбирается из кустов…
— Беда стряслася, дед, от своих отстал, — скороговоркой говорит незнакомец. — Слышь, бухают? Это наши уже на Шурдене воюют. А я вот тут… Осколком мины ногу цапнуло… — И, приметив возле стога лишь порожний возок, а на старике заплатанный кожушок, уже спокойно, даже несколько развязным тоном добавляет: — Может, старина, подкинешь меня до Шурдена? В долгу не останусь. А то мне туда до своих во как надо! — проводит он под подбородком ребром ладони.
Иван Загарий, почесав голову и пожав плечами, в нерешительности топчется на месте и затем, как бы в раздумье, говорит:
— Гм… А как же сено-то? Худоба без корма останется…
— Христом богом прошу, — умоляет незнакомец. — Хочешь, часы дам? — И он снимает с руки часы и протягивает крестьянину. — Бери, только до Шурдена довези.
— Ну, разве что за часы… это можно. — И крестьянин, изобразив на лице довольную мину, опускает часы в карман. — Тоди будемо собираться, — говорит он и деловито шагает к хуре, чтобы набрать сена.
Раненый ковыляет к стожку, садится на охапку сена и спрашивает:
— Если ехать не по шоссе, а проселочной дорогой, ближе будет?
— Ни, по шляху намного ближе, — отвечает старик. — Та мени все одно, куды скажете… — Вытянув из кармана часы, хитро улыбается: — За такий трофей не тильки до Шурдена, до самой Польши довезу.
— Тогда поезжай лучше проселочной!
— Что ж, проселочной так проселочной…
Иван поправляет сбрую и, положив на хуру охапку сена, подходит к раненому и услужливо говорит:
— Во, и готово! Опирайся, добрый человек, на мене и залазь на возок.
Незнакомец забирается на хуру и уже приказывает:
— Поторапливайся! Время дорого! А меня побольше сеном прикрой, а то от потери крови зябну… — И, поудобнее укладываясь на дне повозки, как бы между прочим, говорит: — Если кто остановит, обо мне молчи. Так будет лучше.
На землю опускаются густые сумерки. Кусты, лошадь, принимая причудливые, фантастические формы, постепенно исчезают во тьме. От реки тянет сыростью и прохладой.
Иван Загарий прикрывает раненого охапкой сена, берет в руки вожжи, и лошадка трогается с места.
На темном небосводе показываются первые звезды. Крестьянин, изредка посматривая на них, сворачивает на восток, поясняя:
— Во, и дорогу нашел короче, незабаром у Шудрени будемо… — и, пряча усмешку в усы, мурлыкает под нос тоскливую гуцульскую песню…
Со дна повозки раздается приглушенный голос:
— Ты чего похоронную затянул? И так тошно!
Наступает тишина… Кажется, стало еще темнее… «Нет, не мог я ошибиться», — думает старик, вглядываясь в непроницаемую тьму.