Корабли на суше не живут (Перес-Реверте) - страница 2

Так или иначе, ему, Пако-Мореходу, я обязан этой страницей. Рядом с ним за почти тридцать лет я набрался чертовой уймы сведений о людях, о море и о жизни. Однажды во время шторма, серого и убийственного шторма из тех, что время от времени налетают откуда ни возьмись на Mare Nostrum — наше с Пако море, — я сидел на маяке Сан-Педро с ним и с несколькими женщинами в черном и смотрел, как прыгают на пятиметровых волнах маленькие беспомощные рыбачьи лодки, пытаясь найти укрытие у волнореза. Мы издали следили, как эти крошечные утлые скорлупки снуют меж громадами валов в хлопьях пены, едва-едва, на пределе своих слабосильных моторов подвигаясь вперед. Одной лодки недосчитались, а когда погибает рыбак, это значит, что с ним вместе сгинули в пучине сын, муж, брат, зять, деверь. И потому женщины в трауре и дети молча вглядывались в даль, пытаясь определить, кого именно не хватает. И сидевший рядом Мореход с окурком в углу рта покосился на них и, стараясь, чтобы вышло не напоказ, почти смущенно стянул с головы шапку. Из уважения к их горю.

Другое мое вспоминание о Пако связано с Кладбищем Безымянных Кораблей. Однажды он отвез меня на своем катерке к тому месту, где старые корабли, совершившие свой последний переход, лишенные имени и флага, разрезают на куски и продают как металлолом. Там, где в разоре и запустении громоздились ржавые листы обшивки, части надстроек, навсегда погасшие трубы и, словно мертвые киты, выброшенные на берег, высились остовы судов, Пако дал мне первую в жизни сигарету и поднес огоньку от латунной зажигалки, пахнувшей сгоревшим фитилем. Потом закурил сам и, сощурясь, с печалью оглядел мертвые корабли.

— Куда лучше потонуть в открытом море, — покачав головой, сказал он чуть погодя. — Дай бог, чтоб нас с тобой, малец, не сдали в утиль.

Чудо-остров

Было это недели три назад, в одно из тех воскресений, когда средиземноморские прибрежные воды заполняются судами, а эфир (9-й канал УКВ) — разноголосым моряцким гомоном и щебетом, по накалу чувств не уступающим какому-нибудь трогательному сериалу: «Говорит яхта "Марипили", прием… только что обогнули мыс Нао… Мариано, как насчет Ибицы… остров Пердигера прошу на связь… зарезервируйте мне столик на четверых… остался без горючего, мэйдей, мэйдей[1]… терплю бедствие… прошу помощи… теща и детишки травят с наветренного борта… судовая аптечка не справляется…»

Так вот, говорю, было одно из таких воскресений — и задувал восточный левантинец, и сколько-то там корабликов искали приют у некоего островка. А на островке том располагалась какая-то база, и полдесятка совершенно ошалевших от скуки матросов рассматривали в бинокли купальщиц с яхт. Нет, ты глянь-ка на ту, в лилово-розовом бикини. А та и вовсе загорает топлесс. Эх, что за гадская жизнь… Сидишь тут, родину защищаешь и потому вдуть можешь только Клаудии Шиффер — и то не раньше, чем ефрейтор ее обслужит и вернет журнальчик «Интервью»… Опротивела мне эта Клаудия Шиффер, а служить еще восемь месяцев. Занавес.