Питерцы не правы со своими мелкими хитростями. В их предложении нет той широты, нет того «белого безмолвия», что отличает истинно русский дух. И потому — вот хрен им, какие бы картины не сулили они из своих закромов. Тем более, что картин класса «А» или Леонардов — на жаргоне реставраторов Центра — теперь хватало. Из Третьяковки. Ее штурмом Эдик руководил не по телефону. Лично, во главе пятерых реставраторов и чиновника из министерства, он обследовал все запасники и все хранилища Третьяковской галереи, выдержав скандал и ругань от руководства музея во главе с директором. Очень помог чиновник — непрерывно грозил директору карами и репрессиями вплоть до ревизии и уголовного дела за расхищенные и утраченные шедевры, которые наверняка вскроются. За разрешение на вывоз в Америку двух копий Леонардо и трех Ван Дейков Эдик выложил в конечном счете миллион долларов, чуть ли не горстями раздавая зеленые бумажки в каждом кабинете за каждую подпись, а за экспертное заключение, что это копии, и что ценности для российской культуры не представляют, еще три стольника, так что только хорошее воспитание удерживало чиновника от нападения на упрямого директора.
В первый же день отобрали на «реставрацию» сорок пять картин, среди них — не меньше, чем полтора десятка Леонардов. Этого хватит даже и на Австралию, что уже везла свои бумеранги для российских зевак. Добыча столь ценная, что Эдик великодушно решил не добивать главного третьяковщика — старикан то и дело глотал таблетки и хватался за левую сторону груди — видимо, там лежал кошелек, в который лезли непрошенные гости. Эдик даже чиновника тормознул, который принялся было названивать в МВД, за ОМОНом. Ладно, пусть старикан отдохнет. А то и впрямь ласты склеит. Чиновник явно этого и добивался, и месяцем раньше Эдик не стал бы его останавливать. Но теперь, ощутив на плечах пузыревский воз, он уже не стремился возглавить еще и Третьяковку, в министерстве теперь ее так и навяливали. Нет, это уж чересчур. Эдик предпочитал выпотрошить ее со стороны черного хода, а официальный воз Третьяковки пусть везет ее директор. Такое, по сути, соглашение устроило обе стороны. Неофициальное, оно прозвучало в конце налета, в откровенном разговоре у дверей. Короче, Эдик получил право реставрировать все, что пожелает из запасников, но и носа не сует на экспозицию, в залы, где висят прочие шедевры. Они реставрации не требуют. Видимо, директор собирался «среставрировать» их своими силами. Эдик и не подозревал, что спустя пару недель договор этот придется нарушить, и виноват в этом будет начавший, наконец, работать отдел «К», который заимел, кроме Эдика, еще одного сотрудника — Сулеймана Мехди.