— А я о своих оболтусах. Теперь понял. Филдс, он же почти никому не известен. А Пикассо…по-моему, давно продали. Возьми лучше Модильяни. Завтра будет готов — вот, сейчас с реставратором говорил.
— Нет, только Филдс. — Нортон насупился. — Ты знаешь мое отношение к закону. Только ради Филдса…для одного старого лорда, друга моего отца. Он собирает именно работы Филдса. Кстати, почему — два мальчишки? Уэстлейк тебя же один всего, помнится.
— Был один, — обеспокоено сказал Эдик. — Димка. Он с женой остался. Теперь еще двое…образовались, Витя и Коля. А насчет Филдса…, тут некоторая сложность. Тебе ведь с документами, раз для друга отца, значит, через Пузырева. Он продаст, но за сколько? Черт его знает. Я б тебе Филдса за стольник отдал, который должен. Но без вывозных документов. Через неделю.
— Нет, мне нужны официальные документы. За Филдса я готов выложить…
— Меньше десяти, — предупредил Эдик, Пузырев и разговаривать не будет. А мой долг?
— Твой долг — само собой, погашается, если я получу Филдса. Но десять — это невозможная цена. Твой директор — просто пират. Максимум — пять.
Эдик задумался. Скупость Нортона оказалась необычной. Спросил:
— Пять — чего?
— Миллионов, разумеется, — сердито сказал Нортон.
— С ума сошел! — ужаснулся Эдик. — Не вздумай Пузыреву такое загнуть. Десять тысяч долларов — вот что я имел в виду. Лично Пузыреву, из рук в руки. Ну, и в кассу — копейки какие-то. Точнее, рубли. Пять или шесть тысяч. Ты — мой друг, тебя грабить не станет. Но тебе придется пожертвовать на российскую культуру. Хоть сколько-нибудь. На счет Министерства культуры. Оно бедное. Теперь вот автопарк меняет, машины для чиновников. С «Мерседесов» пересаживаются на «Вольво». Тысяч пятьдесят. Хватит им, оглоедам.
Нортон думал с минуту. Потом вздохнул:
— Ладно. Хотя чего-то я не понимаю, наверное. Лучше о мальчишках расскажи. Как это образовались? Нашлись?
Эдик подумал.
— Нет. Я их не терял. Откуда-то взялись. Оба фальшивые, но считаются настоящими.
— Как картины в вашем музее? — обрадовался Нортон.
— В Российской музее только подлинники, — тоном учителя поправил Эдик. — Как и мои мальчишки.
— Не понимаю.
— Ты с Запада, — с досадой сказал Эдик. — Может, еще раз прогуляешься по нашим залам? Только смотри не глазами коллекционера, а глазами обычного рядового зрителя. В том числе и чиновника из этого самого Министерства культуры.
Нортон предпочел, видимо, сделать это мысленно. Минут пять он сидел и молчал, потом что-то в лице дрогнуло, глаза просветлели:
— В самом деле, я же пожертвую им пятьдесят тысяч. В Российском музее могут висеть только подлинники. Я же куплю копию. И почему бы мне… не покупать у вас копии? В начале Филдса. А потом…