Лучше всех играл Гершкович, и настоящая-то игра началась во втором тайме, когда «имена» ушли отдыхать, а вышли незаметные рабочие лошадки без фамилий. Здоровые мосластые мужики, которых никто и никогда нигде не видел, но силы в которых сидело больше, чем даже в наших молоденьких ребятах.
Счет стал 2:1 в пользу ветеранов и таким остался до свистка.
Когда забивали второй гол, вратарь наш пнул в воздухе по икре ветерану под номером десять. Хорошему пнул мужику. Я понял, что он хороший, когда поливал ему ногу хлорэтилом, а ихний, ветеранов, тренер, брызжа слюной и ка-г-тавя, орал на бедного нашего дырку. Он употреблял даже нецензурные выражения, что было некстати средь золотых его зубов. Сам мужик-десятка с улыбкой сказал, что все в порядке, ему не больно, но тренер орал, и я подумал: вот, наверное, где теплое-то местечко — тренировать ветеранов. Работы, по сути, нет, что их тренировать, ветеранов, они ж так, для проформы, для красоты больше собираются, они сами кого хочешь оттренируют, а престиж, доход — есть!
А впрочем, может, поэтому не понравился мне этот тренер, что, невзирая на белый мой халат, через мои руки начал стукать десятку ладонью по пятке, проверяя «нагрузку на оси», — нет ли, мол, у него перелома тут… Может, он просто как мать детей любил своих престарелых мастеров кожаного мяча, ревновал их и ненавидел всех, кто их обидит.
Стрельцов в основном пасовал. Отдадут ему мяч, а он тут же отпасует. Два раза сделал он это пяткой — знаменитая, коронная его пятка. Сколько, бывало, сколько голов, нежданных, алогичных ситуаций, моментов было сделано такими передачами! Многие потом пробовали так, ан нет! ни у кого больше т а к не выходило. В жилу.
А у нас хорошо заиграл Саньков. Тот же мой десятка-ветеран улыбался, на него глядя. Саньков, как нетерпеливый рыжий бычок, рвался все в штрафную, дважды пробил по воротам, раз попал в штангу, да так внезапно, неожиданно для всех, что никто даже не взмахнул в горести руками, что вот, мол, эх, не забил!
Когда вышел во втором тайме наш защитник Метла, один из двух радиокомментаторов, сидящих тут же, на нашей лавочке, сказал другому; обыгрывая Бабеля: «Ах, так это та новая Метла, которая…» У обоих комментаторов, и у старого, и у молодого, который сострил, на безымянных пальцах были одинаковые перстни под серебро. Потом они включили магнитофон, и молодой бесстрастно-знающим тоном, как бы даже приуставшим, начал про то, как проходят заключительные минуты «интересного» этого матча, про то, что он как бы наблюдал сейчас своими глазами.