К вечеру дождь (Курносенко) - страница 129

3

Помню, мальчишками мы стояли у прохода, у того вон заборчика, и ждали, как пойдут мимо ОНИ. Как смотрели на них, грязных, уставших, сделавших это свое тайное дело. Восхищенно смотрели. С завистью. Они были тогда старше нас лет на десять-пятнадцать, на столько, на сколько мы старше их сегодня. И вот я снова стою у заборчика, пережидаю, когда они пройдут, смотрю… И та же, все равно та же неисчерпанная до дна тайна. Та же самая. ДА, МЫ ИДЕМ, ПОТНЫЕ И ГРЯЗНЫЕ, И БОЛЕЛЬЩИКИ (пусть немного) СБЕГАЮТСЯ К НАМ В ДВЕ КУЧИ У ЖЕЛЕЗНЫХ ОГЛОБЕЛЬ. МЫ ИДЕМ ПО ЖИВОМУ КОРИДОРУ, НАКЛОНИВ ГОЛОВЫ. А ОНИ ПОСВИСТЫВАЮТ, ОНИ ПОСМЕИВАЮТСЯ НАД НАМИ. МЫ ПРОИГРАЛИ ОПЯТЬ. ПРОИГРАЛИ.

МЫ, ИГРАЮЩИЕ В ФУТБОЛ.

МЫ…


Они.

Маштаков

— Ну где, — спрашивает он в перерыве второго и единственного сейчас тренера Арапова (Сычугина еще нет, его пока только ждут сюда старшим тренером), — где эти Сычугины-Блинчугины? А?

Только что проигран первый тайм со счетом 0:3.

Проигран, потому и энергия в маштаковском этом вопросе. Где, где, наконец, тот самый обещанный тренер, без которого никак не сдвигается дело с мертвой точки? Сколько же проигрывать, терпеть эту муку, где, где они, обещанные нам Сычугины-Блинчугины?

Арапов пожимает плечами. Он хороший тренер, но он просто тренер, второй, а первого он и сам устал ждать. И он пожимает широкими плечами, потому что и ему тяжело. Тяжело вот так — игру за игрой.

— Нельзя, — говорит он, — нельзя, Витя, ругаться.

Я смотрю на Витю (на Маштакова), он сейчас как породистый, красивый, выкачанный до усталости в костях конь. Несчастный конь, ни разу не испортивший борозды. Красота, мужество и такая беззаветная самоотдача, такое «искусство в себе, а не себя в искусстве», что никому — ни ребятам, ни тренеру, ни болельщикам — не приходит в голову, что он что-то может сделать от недобросовестности, к примеру, от пижонства, лени. Он  в н е  таких штук.

— Играем, — говорит он товарищам, — играем, как договорились. Квадрат.

Идут, кивают ему на ходу. Будут играть квадрат.

А потом, как водится, — гол, еще гол…

Снова погибла игра.

— Присядем, — говорит он, — присядем на дорожку, может, что изменится. И вы, доктор! (Это мне.)

Все присаживаются.

А игра опять умерла. 0:3.

— Ну чего он махает (это про бокового судью, про флаг), — жалуется Арапову в перерыве, — я ему: «Ты гляди, кто играет? Молодняк! Чего ты махаешь-то?»

И опять проиграли. Теперь 0:7.

— Где ты был? — спрашивает защитника Шалыгина. — Ты же пропал, а Колыханов не мог, мяч сзади него дали. Тому улица зеленая, парень без борьбы забил. И верх, и низ ему проиграли…