По мере того, как я слушал, мое удивление и страх все возрастали. При последних словах граф Франсуа и его сын одновременно повернулись в сторону маркиза, и глаза их внезапно загорелись. Казалось, они вдруг постигли сокровенную мысль маркиза, для меня так и оставшуюся непонятной.
В последний раз я постарался напрячь свою волю.
— К чему все это многословие? — сказал я. — Вы вольны поступить, как вам будет угодно. Мне совершенно безразлично, каким способом вы расправитесь со мной. За спасение мадам де… я уже предлагал заплатить вам собственной жизнью. Если нужно, я готов еще раз повторить это предложение!
Маркиз Гаспар сделал нетерпеливый жест рукою:
— Как вы, однако, упрямы! — произнес он. — Ведь вы прекрасно знаете, что здесь идет речь не о вашей жизни или смерти! Дело касается лишь того, что вы довольно легкомысленно называете репутацией женщины; от вас зависит или спасти эту репутацию, или же пожертвовать ею, и вам известно, каким способом. Вы помните, конечно, что я не считаю неприемлемым план графа Франсуа. Должен еще добавить: если вы примете первое решение, я, со своей стороны, с удовольствием, хоть вы и мало верите в мое расположение к вам, окажу еще одну любезность в интересах той, которую вы так нежно любите. Мадам де… ни единого раза больше не придет в наш дом: я навсегда освобождаю ее от назначения быть работницей нашей жизни. Теперь все сказано. Решайтесь же! Кто за кого будет расплачиваться: вы за мадам де… или она за вас?..
Я не дал ему договорить и, прежде чем он успел кончить, наклонил голову в знак своего согласия на сделанное мне предложение. Он тотчас же поднялся со своего места.
— Прекрасно! — произнес он торжественным тоном. — Вы дали мне слово. Мне больше ничего не надо. — Граф и виконт также встали.
— Господа! — повелительно сказал маркиз, — я вижу, что вы поняли мои намерения. Так потрудитесь же все приготовить для предстоящей нам работы; поторопитесь, потому что скоро наступает рассвет. А мне теперь нужно несколько отдохнуть и сосредоточиться перед нашим сеансом.
Он подошел к одному из двух странных сидений с локотниками и подушками, которые привлекли мое внимание еще при входе в комнату. Маркиз сел или, вернее, лег в этот дормез, и теперь вся фигура его как-то особенно удобно покоилась в кресле; причудливые формы сидения, казалось, нарочно были приспособлены к тому положению, которое он принял…
Я видел, как он закрыл глаза.
Я продолжал сидеть на своем месте и, в ожидании дальнейшего, наблюдал за моими хозяевами…
Граф Франсуа и виконт Антуан молча занялись какими-то таинственными приготовлениями. Прежде всего они переставили всю мебель и, отодвинув три кресла к самой стене, совершенно освободили всю переднюю середину комнаты, как делают, приготовляясь к танцам. После этого они перенесли мольберт, о котором я уже говорил раньше, из угла на середину комнаты и установили его так, что он пришелся на продольной линии, разделяющей комнату пополам, и примерно на одной трети общего ее протяжения от задней стены. Все это делалось безмолвно, уверенными, быстрыми движениями: было видно, что такие приготовления являются для них привычным делом.