Натали собралась устроить своей камеристке настоящий допрос, но не дождалась ее и заснула. Мусью Луи явился ночью – и не один. Он не столько привел с собой, сколько принес раненую женщину и сам стал ее врачевать. Тут было не до ссор. Когда женщине изготовили ложе на полу, мусью Луи уговорил Натали ложиться, а сам уселся рядом, и о чем они беседовали – бог весть.
– На каком языке? – спросил я.
– На немецком.
– Твоя Луиза знает по-немецки?
– Я сама удивилась. Она всегда говорила, что понимает, но очень мало, и сама говорит плохо. Тут же она и слушала, и отвечала. Отвечала, правда, не так бойко… Да я и не знаю по-немецки, чтобы судить!
– А не называла ли твоя Луиза эту женщину Эмилией?
– Да! Ее зовут Эмилия!
– Ну, хоть это разъяснилось, – пробормотал я. – Что было дальше?
То, что Эмилия еще жива, показалось мне странным, в интересах мусью Луи было бы уничтожить сообщницу, а не лечить. Однако я пока знал о нем и о его темных делах слишком мало. Как видно, Эмилия ему требовалась для каких-то новых опасных проказ.
– Ты не дослушал про ее имущество. В Луизином багаже были такие вещи, что ей не впору! Там были два платья на высокую тонкую женщину, спенсер…
– Зеленый?
– Зеленый!
– И… и то, что носят под платьем… – Натали несколько смутилась. – Очень дорогое…
– Может, и с графскими коронами? – пошутил я.
Впрочем, это не было совсем уж шуткой – наша незнакомка наверняка принадлежала к старинному и почтенному роду, если только не врет примета и удивительно маленькая ножка с высоким подъемом, знак родовитости.
– Монограмма там была вышита, да я не разобрала, то ли русские «эс» и «ве», то ли латинские «цэ» и «бе».
– А не было ли русского «эн», оно же латинское «аш»? Или же русского «ха», оно же латинское «икс»? – я имел в виду фамилию Ховриных, хотя надежды на положительный ответ было мало. Однако и эту возможность следовало проверить.
– Нет, Саша, ничего такого не было. Но теперь расскажи наконец о себе! Почему ты не приходил? Что случилось? Я места себе не находила!
– Служба, – кратко отвечал я. – Война.
И развел руками, всем видом показывая свое бессилие перед властью службы и войны.
– Но почему ты так одет?
– Потому что мне было так велено, Натали.
О том, что велено Сурком и Артамоном, я говорить не стал.
– Чем же ты теперь занимаешься?
– Этого я не могу тебе объяснить.
И впрямь – не мог!
Чтобы прекратить эти расспросы, я завел Натали в узкую и плохо освещенную Малую Кузнечную улицу. Там я отвлек ее внимание от своего бедственного положения вопросами о том, как вышло, что она этим вечером решилась идти разыскивать меня.