Элис сделала шаг, потом еще один. Ей казалось, что свершается чудо. Взяв перо и документ, она присела возле плоского камня и написала свое имя. Очень медленно: либо потому, что не привыкла писать, либо потому, что хотела насладиться моментом. Он подозревал последнее. Ей ведь дали те же права и привилегии, что и мужчинам, и она это оценила.
Когда же Элис возвращала ему перо и бумагу, глаза ее сияли.
– Ты лучше всех, – тихо прошептал Саймон. – И больше других подходишь для такого дела.
Она едва заметно улыбнулась.
– Не говори так… А то парни услышат.
Он неожиданно рассмеялся, и Элис тоже. У нее был чудесный смех, низкий, чуть хрипловатый и очень искренний. Как и она сама.
Саймон сунул бумагу в карман, стараясь не слишком помять. Марко должен получить ее в приличном виде. Впрочем, он мог бы превратить даже грязный и помятый клочок бумаги в идеальный документ. Поразительно, как хорошо учили агентов короны!
– А что теперь? – спросил Генри.
– Теперь продолжайте жить как жили. Перемены грядут, и эти перемены могут обострить ситуацию. Но я знаю: все вы сильны и храбры, поэтому выдержите. А сейчас… – Саймон окинул взглядом рабочих. – Сейчас пора по домам, парни. – Он указал на выход из пещеры и добавил: – Но выходим поодиночке, с интервалом десять секунд. И погасите фонари, чтобы нас не увидели.
Шахтеры молча закивали и выполнили его приказ как дисциплинированные солдаты. Наконец все выбрались из пещеры, и остались только Саймон, Элис и Генри.
– Я провожу ее домой, – сказал Саймон.
– Придержи коней, – буркнул Генри. – Это неприлично.
– Мы с ней вломились в дом управляющих и украли масло. Тоже не слишком прилично. Зато со мной она в безопасности.
Элис нахмурилась и, упершись руками в бока, проговорила:
– А эта она, о которой идет речь, – ее никто не спросит?
Саймон обернулся к ней, мгновенно сделавшись воплощением учтивости. Все-таки он сын джентльмена.
– Элис, могу я после ухода твоего брата проводить тебя домой?
Даже при тусклом свете фонаря он заметил, что девушка покраснела.
– Я согласна, – кивнула она, стараясь держаться независимо.
– Но… – начал Генри.
Сестра заткнула ему рот одним взглядом.
– Мне двадцать четыре года, Генри. Иди домой.
Выражение, появившееся на лице мистера Карра, было настолько уморительным, что Саймон едва не рассмеялся. Ни слова не сказав, Генри направился к выходу, и через несколько минут Саймон и Элис остались одни. В пещере воцарилась неестественная тишина, и было что-то странное в том спокойствии, что царило в этом убежище под холмами. Казалось, здесь они были отгорожены от всего мира. Он и Элис – в самом центре земли.