Гастролер (Алякринский, Деревянко) - страница 107

Хотя по выходе определили освободившемуся гражданину Медведеву города проживания за восточным склоном Урала, настрого запретив появляться в сорока городах европейской части Союза, он, понятное дело, запретом тут же пренебрег. Пересидев пару месяцев в крохотном поселке Малоуралец, втихаря отправился окольным путем в северную столицу, где его с радостью приняли и дали кров верные люди. А еще через несколько дней он с корабля на бал, как говорится, попал на большой воровской сходняк, на котором должны были решаться важные вопросы, накопившиеся у ленинградских воров.

Уважаемые люди собрались в полуразрушенном здании разбомбленной во время блокады и до сих пор не восстановленной аптеки, оставив шестерок и подручных на шухере снаружи. В центре комнатушки из ящиков был наспех сооружен импровизированный стол. — Сидели вокруг кто на чем: кому достался колченогий стул, кому табуреты, принесенные из разоренных квартир, кто примостился на ящике из-под водки, а кто просто так присел на корточках. Как обычно, разговор о наболевшем не начинали, прежде чем предварительно не выпили для бодрости по одной-две рюмке и хорошо не закусили. За столом сидели питерские и ленинградские воры в законе. Именно так: питерские и ленинградские, потому как питерскими считались те, кто успел летом сорок первого смотаться вовремя из города, а те, кто здесь провел, голодая, всю блокаду — а их осталось достаточно мало, — считались ленинградскими. Они сидели отдельно.

— Вот что, люди, мы попросили вас здесь собраться, чтобы дельно потолковать о том, как жить теперь, при новой жизни, — взял при общем молчании слово один из ленинградских воров. — Есть и еще вопрос, довольно щекотливый… — начал говоривший и остановился, подбирая правильные слова, ибо в воровской среде необдуманно сказанное слово могло обернуться для говоруна серьезными неприятностями, а порой и пером под сердце.

— А ты вываливай! — бросил кто-то, видя, что вор слегка замялся. — Мы, чай, не девочки, от щекотки не заверещим!

Воры заулыбались. Послышались подбадривающие голоса.

— Давай! Вали! Выкладывай!

— Тут такое дело, люди, все мы здесь в основном питерские. Многие здесь родились и выросли… — Вор опять остановился.

— Да ты резину не тяни, не на партийном собрании, чай, — помог своему один из ленинградцев.

— Хорошо! В общем, братва, надо что-то делать с ширмачами да форточниками, из молодых да ранних, кто хапает последнее у переживших блокаду и лагеря людей. Я знаю тройку таких шакалов, которые еще во время блокады крали у стариков продкарточки, да и теперь шакалят, не имея ни чести, ни совести, отнимают порой даже последнюю, как говорится, рубаху. С такими крысами нужно разбираться.