Одиссея капитана Блада (Сабатини) - страница 43

На первую страницу
"Gentlemen, I must tell you for law, of which we are the judges, and not you, that if any person be in actual rebellion against the King, and another person - who really and actually was not in rebellion - does knowingly receive, harbour, comfort, or succour him, such a person is as much a traitor as he who indeed bore arms.Как представитель закона, истолкователями которого являемся мы - судьи, а не обвиняемый, должен напомнить вам, что если кто-то, хотя бы и не участвовавший в мятеже против короля, сознательно принимает, укрывает и поддерживает мятежника, то этот человек является таким же предателем, как и тот, кто имел в руках оружие. Таков закон!
We are bound by our oaths and consciences to declare to you what is law; and you are bound by your oaths and your consciences to deliver and to declare to us by your verdict the truth of the facts."Руководствуясь сознанием своего долга и данной вами присягой, вы обязаны вынести справедливый приговор.
Upon that he proceeded to his summing-up, showing how Baynes and Blood were both guilty of treason, the first for having harboured a traitor, the second for having succoured that traitor by dressing his wounds.После этого верховный судья приступил к изложению речи, в которой пытался доказать, что и Бэйнс и Блад виновны в измене: первый - за укрытие предателя, а второй - за оказание ему медицинской помощи.
He interlarded his address by sycophantic allusions to his natural lord and lawful sovereign, the King, whom God had set over them, and with vituperations of Nonconformity and of Monmouth, of whom - in his own words - he dared boldly affirm that the meanest subject within the kingdom that was of legitimate birth had a better title to the crown. "Jesus God! That ever we should have such a generation of vipers among us," he burst out in rhetorical frenzy.Речь судьи была усыпана льстивыми ссылками на законного государя и повелителя - короля, поставленного богом над всеми, и бранью в адрес протестантов и Монмута, о котором он сказал, что любой законнорожденный бедняк в королевстве имел больше прав на престол, нежели мятежный герцог.
And then he sank back as if exhausted by the violence he had used. A moment he was still, dabbing his lips again; then he moved uneasily; once more his features were twisted by pain, and in a few snarling, almost incoherent words he dismissed the jury to consider the verdict.Закончив свою речь, он, обессиленный, не опустился, а упал в свое кресло и несколько минут сидел молча, вытирая платком губы. Потом, корчась от нового приступа боли, он приказал членам суда отправиться на совещание.
Следующая страница