— Известно, известно.
— Ах, так? Ну что ж, пускай. Дай-ка сюда вино.
— Держи, брат, посмотрим, станет ли тебе плохо.
— А может, полегчает, как знать.
Тито согласился:
— Может быть. Увидим. Бывают и такие, кому на пользу.
— Вперед. Воспрянем, ребята!
Даниэль опрокинул бутылку кверху донышком и стал пить большими глотками.
— Еще слава богу, что ему не хочется вина, — сказал Тито Лусите, толкая ее локтем.
Даниэль опустил бутылку и перевел дух. Затем промолвил, глядя на них и улыбаясь во весь рот:
— Подходи следующий.
— Лусита, твоя очередь. Посмотрим, как ты себя покажешь.
Она взяла бутылку:
— Мы все трое или поправимся, или окончательно заболеем.
Пока она пила, Тито и Даниэль подбадривали ее возгласами:
— Оле, красавица! Давай-давай!
Опустив бутылку, Луси заявила:
— Ну вот, теперь, надеюсь, вы доставите меня домой.
— Посмотрим, посмотрим, кто кого доставит…
Они уселись потеснее, обнялись за плечи и сдвинули головы. И стали хохотать, глядя друг на друга. Даниэль продолжал:
— Знаешь, Луси, ты — удивительная девчонка. Честное слово, до сих пор я просто не понимал, чего ты стоишь. Самая лучшая в нашей компашке, чтоб ты знала. Говорю, что думаю. Правда, Тито? Да? Ты согласен со мной, что Луси намного, намного…
Они раскачивались, не размыкая рук.
— Какая же ты симпатичная, — продолжал Даниэль, — красивая…
— Ну уж и красивая! Ты что, милый мой? Это я-то красивая? У тебя, видно, уже в глазах плывет. Разве нет? Только в бреду можно сказать, будто я красивая.
— Ты помолчи! Тебя никто не спрашивает! Я сказал — красивая, и точка. А еще мне пришла в голову идея. Мы тебя изберем… постой, мы тебя изберем нашей… В общем, все равно кем.
Хустина опустила Петриту на землю:
— Ну-ка подожди, моя хорошая, сейчас мне играть.
Девочка побежала к столику, за которым сидели ее родители. Клаудио сосчитал очки, собрал шайбы и передал их Хустине:
— Давай, чемпионка, посмотрим, повторишь ли ты свой рекорд.
Фелипе Оканья разглядывал свои ногти. Петрита попробовала забраться на стул, где уже сидел Амадео.
— Дурочка, мы же тут вдвоем не поместимся!
Петрита взяла Амадео за руки и стала играть его пальцами:
— Сделай, чтоб рука была как мертвая.
Серхио сидел молча.
— Моя зингеровская машинка, которую мне оставила мать, царство ей небесное, все еще в Барселоне, у сестры, — рассказывала Нинета. — Она думает, я так ее там и забуду, понимаешь? Но ошибается, ничего у нее не выйдет.
— А разве ты не просила вернуть машинку?
— Дважды писала ей об этом и говорила, когда мы там были, а она делает вид, что не понимает, о чем речь. Но со мной это не пройдет, нет. Если поедем туда на две недели в сентябре, я машинку заберу, вот увидишь.