— В Бонанове, под Барселоной, — вступила в разговор невестка Оканьи, — есть очень хорошенькие виллы, построенные с большим вкусом, правда? Роскошные сады с фонтанами, выложенными изразцами, — не один миллион стоят. Они принадлежат людям, у которых есть… — И она пощелкала пальцами, словно пересчитывая банкноты.
— Ну да, — согласился Маурисио, — там много богачей.
Петра снова позвала:
— Дети! Петрита! Сейчас же идите сюда! — Она понизила голос: — Ох эти дети! Уже почти четыре часа!
Дети подошли.
— Давайте, садитесь за стол! Не слышали, что ли, как я вас звала? Надо же, заставлять старших ждать вас!
Фелиса, сидевшая рядом с матерью, глядела на младших с таким же укором, как мать. Хустина вступилась за детей:
— Они смотрели на крольчиху. Не ругайте их. В Мадриде такое не увидишь.
— Она беленькая, — оживилась Петрита, — а глаза у нее красные, понимаешь, мама?
— Помолчи, ешь, — ответила мать.
Ели жадно, с аппетитом. Дети тянули руки, хватали то одно, то другое и получали шлепки от матери.
— Просить надо! Языка, что ли, нет? Что за кавардак?!
Фелипе Оканья сказал:
— После дона Хуана Бельмонте другого такого тореро не было. Манолете — не то. Куда там!
— Да, вот это был тореро, — подтвердил Маурисио. — Казалось, будто он только голову и поворачивает: и когда выполнял веронику[15], и когда убивал быка, и когда принимал овации. Я даже думаю, что он быков укладывал на месте не шпагой, а движением головы.
— А как он умел дразнить быка плащом, — не спеша, аккуратно, не суетясь, будто просто работает, ну, как плотник за верстаком, парикмахер у своего кресла или там часовых дел мастер.
В разговор вступил брат Оканьи:
— Мне посчастливилось увидеть его в Касересе, на фестивале, лет восемь назад. Не забыть, как он работал пикой и потом прикончил быка шпагой, а какой под ним был конь! Чудо!
— Маурисио, — обратилась Петра к хозяину, — может, что-нибудь хотите? Попробуйте сладости.
— Спасибо, сеньора. Мы еще не обедали.
— Правду говорите?
— Я не ломаюсь. Потом — с удовольствием. — Он повернулся к Оканье: — А кто сегодня выступает на корриде в Лас-Вентасе? Ты не знаешь?
— Рафаэль Ортега, один, а быков шесть. Коррида в пользу кассы взаимопомощи.
— Ему тоже храбрости не занимать. Нынче мало кто так работает, да еще бесплатно, на такой-то корриде.
— Ортега — старой школы. Умеет провести быка мулетой так, что сразу представляешь себе тяжесть и силу этой горы. Простота и естественность Ортеги мне по душе больше, чем кривлянье других, которые получают вдвое больше.
Маурисио стоял, слегка наклонившись над столом и опираясь руками на спинки стульев, на которых сидели Петрита и Амадео.