Она принялась водить по доске, покрытой меловыми записями, сухой губкой, издававшей неприятный скрип. Затем начала почти каллиграфическим почерком переписывать басню Лафонтена. Несмотря на обещание, она оказалась не способна одновременно заниматься своим делом и разговаривать. Мне пришлось проявить настойчивость:
– Вы упоминали о другой причине.
– Вы уже видели его оценки?
– Да, но не заметил в них ничего особенного.
– Конечно, – ответила мадам Фрио со смешком. – Это свойственно одаренным детям.
– Как это «одаренным»? – спросил я, чувствуя, что теряю нить разговора.
– Я прекрасно понимаю: это не отражено в его школьных документах. Но вы, я уверена, заметили, что его оценки очень неровные.
– Конечно.
На мгновение учительница прекратила переписывать стихи Лафонтена. Ее взгляд блуждал в пустоте, как если бы она мысленно погрузилась в прошлое.
– Я работаю в школе более тридцати лет, но никогда раньше не видела подобного ученика. То есть, я хотела сказать, настолько умного. Он все время заставал меня врасплох.
– Но почему же его оценки такие неоднородные?
– Вы никогда не видели передачи или репортажи об одаренных детях? Теперь их только по телевизору и можно увидеть.
Я неопределенно кивнул, что побудило ее продолжать свой рассказ:
– В большинстве своем одаренные дети являются посредственными учениками. Зачастую они упрямы, ограниченны и тяжелы в общении. У таких детей часто отмечают несоответствие между умственными способностями гораздо выше среднего и недостатком простейших навыков. У них может быть богатейший словарный запас, феноменальная память, но ужасно неаккуратные записи в тетрадях. К тому же им бывает трудно общаться с другими.
– А как это проявлялось именно у Александра?
– Помню, – заговорила она со сверкающими глазами, – он мог запомнить наизусть стихотворение, услышав его только один раз. Проявлял способности к математике, особенно к устному счету, замечательно рисовал. Но когда занятие становилось для него скучным, Александр переставал совершать какие-либо усилия. Можно было целый час уговаривать его, но если он чего-то не хотел, это приводило лишь к потере времени.
– А какие у него были отношения с другими учениками? Он дружил с ними?
– Не особенно. Александр слишком отличался от своих товарищей. Он жил с ними в разных вселенных и оставался немного в стороне, но к нему никогда не проявляли враждебности. Его можно было принять за необщительного и застенчивого мальчика.
Мне вспомнилось, что недавно сказал о нем мой отец: «Однажды Рафаэль дошел даже до того, что усомнился, его ли это сын». Неужели мой брат, который в школе никогда не был светочем знаний, усомнился настолько, что поставил под сомнение свое отцовство? Я, конечно, обобщаю, за последние несколько дней на меня свалилось слишком много открытий…