— Все еще слабо.
— Соблазнительница шоколадно-соленой смертью.
— А теперь ты меня довел. Вот, — она что-то взяла в руки. — Это должно помочь тебе заткнуться, — и поднесла к моему рту еще одно кисло-соленое пирожное. Я начал отбиваться.
Она улыбнулась, разрывая конверт, пробежала глазами кусочек бумаги внутри него, и ее лицо вытянулось.
Я перестал задыхаться и вытер губы.
— Что случилось?
На ее лице проступило выражение растерянности.
— Меня приняли в Нью-Йоркский университет. Я могу перевестись уже этой осенью. Через две недели надо уезжать.
— Вау, — сказал я.
Вау.
— Это же замечательно, дорогая, — сказала Мэйбл, а затем помрачнела, увидев растерянное выражение на лице Пикси. — Ты в порядке?
— Да. Да. Я просто... я не знаю, — улыбнулась Пикси, наморщила лоб и закусила губу. Именно в таком порядке. — Я просто удивлена. Вот и все, — снова улыбнулась она.
Я тоже улыбнулся, но почему-то все внутри меня скрутилось тугим узлом.
Пикси
Я была ошеломлена. Шокирована. Изумлена. Даже напугана. Не потому, что не надеялась на перевод в Нью-Йоркский университет, а потому, что больше не хотела ехать.
Я пыталась перевестить весь прошлый год, и теперь мне наконец предоставили такой шанс, а я просто... Мне было на это плевать. Я должна была прыгать от счастья и кричать. Или, как минимум, улыбаться так, что Мэйбл смотрела бы на меня с беспокойством, но вместо этого я стояла и таращилась на красную тарелку с пирожными.
— Мои поздравления, — сказал Леви.
Наши глаза встретились, и мои губы дрогнули в напряженной улыбке.
— Спасибо, — произнесла я.
— Нью-Йорк, — Мэйбл улыбалась. — По-настоящему дивный город. Я сама была там лишь однажды, но у меня дух захватило. Для художника не существует места лучше.
— Да. В их университете потрясающая программа искусств, — я смела руками сахар со стола. — Лучшая в стране.
— Как замечательно, — искренне воскликнула Мэйбл, но каждые несколько секунд продолжала поглядывать на Леви.
— Ты этого заслуживаешь, — произнес он, поджимая губы.
Я кивнула. И все. Я кивнула и смела со стола еще горстку сахара.
Он прочистил горло и вытер несколько крошек от пирожного с лица и рубашки, а затем занялся сливом, где, собственно, и застрял, прихватив с собой несколько инструментов.
Я сосредоточилась на уборке муки, разрыхлителя и сахара, сбросила следы своего беспорядка в мусор.
Вскоре стол оказался безупречно чист, больше нечего было вытирать и выбрасывать. Я собрала хорошие пирожные и поставила их в холодильник, не в состоянии понять, почему внутри меня все будто переворачивается.