Чисто физически мне было непросто приспособиться к переменам в моей жизни. Я не умела говорить и производила только животные звуки, не умела улыбаться и все эмоции выражала мимикой и жестами. Я постоянно стремилась на что-то вскарабкаться. Мне приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы этого не делать.
Я очень неловко и неуверенно стояла и ходила на ногах. Это казалось мне неестественным, и когда меня оставляли в покое, я садилась на корточки. Больше всего мне нравилось сидеть в углу. Там я чувствовала себя в безопасности, потому что спина и бока у меня были прикрыты. Когда я сидела в углу, меня били не меньше, просто инстинктивно я чувствовала себя более защищенной, особенно если рядом находились цветы в кадках.
Передвигалась я, если никто не смотрел, на четвереньках. Я понимала, что у людей принято ходить на ногах, но на первых порах ничего не могла с собой поделать. Для меня это было так же сложно, как попавшему в джунгли человеку – передвигаться на четвереньках. Как только Анна-Кармен видела, что я залезаю куда-нибудь или хожу на всех четырех, она меня неизменно била.
Самым сложным было поведение во время еды. Я не представляла себе, как можно спокойно сидеть за столом и есть при помощи ложки и вилки. Я не умела пользоваться столовыми приборами и тарелками, о которых знала только, что они легко бьются. Я хватала еду, забивалась в угол и поглощала ее как можно скорее, как едят многие обитатели джунглей. Там все было просто и понятно: надо найти укромный уголок и быстро съесть свою добычу, пока ее не отнял тот, кто сильнее тебя.
Разумеется, мои манеры за столом были просто ужасными, точнее, они полностью отсутствовали. Я брала еду руками и запихивала в рот. Не всякая пища терпит такое обращение. Например, мне давали тефтели с соусом, который тек у меня по локтям и прилипал к волосам. Я не понимала, как нужно есть макароны, похожие на растения-вьюнки с длинными стеблями. Мне казалось, что макароны с соусом вообще невозможно засунуть в рот.
Все сидевшие за столом – Анна-Кармен, женщины и их дети – смотрели на меня с явным отвращением. Но я не умела есть как нормальные люди, и искусство столового этикета давалось мне с большим трудом. В общем, жизнь у людей была сплошным испытанием.
В то время я чаще всего питалась хлебом и кисловатым напитком «кофе», который мне наливали в замысловатый предмет под названием «чашка». Сперва я не понимала, как пить горячий напиток, потом долго мучилась с чашкой, которая была слишком маленькой, с позолоченным ободком и миниатюрной ручкой. Потом я нашла способ, который меня устраивал, и начала макать кусочки хлеба в чашку. Это было не так горячо, и я не так сильно расплескивала кофе.