– Позвони в полицию, – предложила она.
«А что, – подумал он, – может, я еще дешево отделаюсь, заплатив им тысчонку–другую. Они не откажутся. Наверное, это как раз то, чего они добиваются. У таких парней аппетит невелик, две тысячи кажутся им большими деньгами. Ну да – вложат их в свое дело, прогорят и через месяц окажутся без гроша в кармане. И снова…»
– Нет, – ответил он.
– Почему? Вымогательство – это преступление.
«Ей трудно понять, – подумал Уиндэм–Мэтсон. Он привык платить тем, кто много знает, так же как привык нести производственные расходы. Да и сумма на сей раз невелика. – Но в чем–то она права».
«Я заплачу им две тысячи, – решил Уиндэм–Мэтсон. – А еще свяжусь со знакомым инспектором Департамента гражданских дел. Пусть посмотрят, нет ли у них чего–нибудь на Фрэнка и Маккарти. На тот случай, если они снова придут попрошайничать.
Кто–то мне говорил, что Фрэнк – жид, изменивший форму носа и фамилию, – вспомнил он. – Тем лучше, надо только известить германское консульство. Чего проще. Консул потребует у япошек выдачи Фрэнка, и как только этот содомит окажется за демаркационной линией, его затолкают в газовую камеру. Кажется, в Нью–Йорке остались лагеря. Лагеря с печами».
– Удивляюсь, – сказала Рита, пристально глядя на него, – как можно безнаказанно шантажировать такого крутого парня.
– Ничего удивительного, – рассеянно ответил Уиндэм–Мэтсон. – Если хочешь знать, весь этот чертов бизнес, связанный с историей, – сущая чепуха. Просто япошки – ослы. Сейчас докажу. – Он встал, подошел к кофейному столику и вернулся с двумя зажигалками. – Вот, взгляни. Они похожи как две капли воды, правда? Но историческую ценность имеет только одна. – Он ухмыльнулся. – Держи. Пойдем дальше. На рынке одна из них стоит тысяч сорок – пятьдесят.
Женщина схватила зажигалки и стала вертеть в руках.
– Ну? – подзадорил ее Уиндэм–Мэтсон. – Видишь отпечаток времени?
– Какой еще отпечаток?
– Так говорят о вещах, имеющих историческую ценность. Слушай дальше. Одна из этих зажигалок лежала в кармане Франклина Рузвельта в момент его убийства. А другая – нет. Одна имеет историческую ценность, причем невероятную. Другая и выеденного яйца не стоит. Ну, ты чуешь разницу? – допытывался он. – Нет, ничего ты не чуешь. Нет тут ни «ореола загадочности», ни «дыхания эпохи».
– Вот это да! – восхитилась Рита. – Неужели и вправду одна из них была у Рузвельта в кармане?
– Да. И я знаю которая. Понимаешь теперь? Все это жульничество, люди обманывают сами себя. Скажем, твой пистолет побывал в какой–нибудь знаменитой битве, например при Маас–Аргоне, но если ты об этом не знаешь, то и пистолет кажется тебе самым обыкновенным. Историческая ценность – здесь! – Он постучал себя по лбу. – В голове, а не в пистолете. Я тоже был коллекционером. В сущности, поэтому и занялся нынешним бизнесом. Собирал ранние марки британских колоний.