Первое: не тратить свое время.
«Вы занимаетесь профессией молодых, профессией, время которой очень быстро подходит к концу. Если вы не сделаете что-то сейчас, позже будет слишком поздно. Если вы не учитесь, когда вам 25, 28 лет, в 40 вы этого уже не сможете».
Второе: обогащайся, развивайся, открывай свой разум, смотри вокруг, впитывай, чтобы понимать и интерпретировать хореографию, а не просто исполнять ее. Он обладал искусством и манерой общаться с нами, передавая свою безграничную любознательность, сделавшую его обладателем выдающегося интеллекта.
Третье: работать. Никогда не успокаиваться на своей известности и успехах. Исправлять ошибки даже после спектаклей. Рудольф настаивал, чтобы его танцовщики и танцовщицы никогда не отступали перед техническими трудностями, никогда не упрощали ни один элемент даже с риском падения.
Четвертое: сцена, сейчас и всегда. Мы танцевали везде, в лучших и худших местах, часто без технической поддержки, часто без репетиций. Но мы танцевали, и публика была счастлива!
В свою очередь я пытаюсь передать эти правила и принципы. Рудольф всегда рядом, в моем разуме каждый раз, когда я корректирую танцовщика. Я слышу его голос, его подсказки. Так же, как он, когда исправлял нас, возможно, слышал голос своего учителя».
«Новое поколение было готово на подвиги, и результат этой работы стал первым открытием парижского периода Нуреева, — рассказывает Элизабет Платель. — Меньше чем через два года публика увидела новую балетную труппу театра. Нуреев превратил вялый, чересчур осторожный кордебалет в энергичный современный ансамбль, в котором женский состав был ярок и профессионален, а мужской создан по образцу Эрика Вруна: все его артисты были красивы, хорошо сложены, точны и прекрасно выучены».
Все вышесказанное подтвердили и триумфальные гастроли труппы, проходившие в 1986 году в Америке, которая не видела балет «Гранд-опера» долгих тридцать восемь лет!
Три недели в «Метрополитен-опера» в Нью-Йорке… Снова «сезон Нуреева» в США заставил всех американцев говорить о себе. Только на сей раз в центре внимания оказался не сам Рудольф Нуреев, а его создание — балет парижского театра «Гранд-опера».
* * *
Еще накануне своего сорокалетия танцовщик признался:
— Я ведь понимаю, что старею, от этого никуда не уйдешь. Я все время об этом думаю, я слышу, как часы отстукивают мое время на сцене, и я часто говорю себе: тебе осталось совсем немного…
Часы отстукивали его время все быстрее. Годы, злейший враг танцевального искусства, не щадили и его, первого премьера западного балета.