— Мне казалось, у тебя нет особых сентиментальных чувств к жене. Аля, хоть и не твоя дочь, но все-таки роднее. Видать, ошибся. Бывает. В нашем деле никогда нельзя быть уверенным наперед. Ищи свою дочь сам. Люби жену, верь ей, ежели охота.
После этих слов он встает, подходит к стойке бара и громко, чтобы слышал Макс, просит барменшу:
— Валюша, красавица моя, возьми с меня за двести пятьдесят коньяку, два бутерброда и кофе, — протягивает ей купюру. — Сдачи не надо. На днях забегу, кофейком попоишь.
Макс не видит, как уходит Лева. Он судорожно прикидывает в уме, хватит ли ему расплатиться за свою долю выпитого и съеденного. Получается впритык. Вручив Валюте последние деньги, злой и растерянный выходит на улицу. Тут же нос к носу сталкивается с Матвеем Евгеньевичем и подругой Элеоноры, имя которой никак не хочет воспроизвести память.
Физиономия Матвея Евгеньевича не расцвела радостью, хотя губы растянулись в вынужденной улыбке. Глаза при этом выразили досаду. Надя, напротив, чрезвычайно оживилась.
— Какой шикарный случай! Утром без вас было скучно. Идемте завтракать. Мотичка, ты же хотел пригласить Макса?
Надя по-утреннему свежа и кажется более привлекательной, нежели во время вчерашней пьянки. Ее пережженные волосы, из-за которых Макс так и не увидел лица, зачесаны за уши, что придало облику строгость и деловитость. Рядом с Матвеем Евгеньевичем она смотрится очень молодо. И хоть одета безвкусно, ярко-красная куртка с какими-то бантиками на Туманове своей экстравагантностью вполне смягчает впечатление.
Максу в самый раз отказаться и побыстрее отправиться домой, но мысль об Элеоноре заставляет его улыбаться в ответ и с благодарностью трясти напряженную руку Туманова. Втроем они проходят по коридору в зал ресторана. Сочная зелень возле белых стен напоминает ему апартаменты Артемия. У Макса рождается ощущение, что все это уже однажды было и сейчас произойдет нечто чрезвычайно важное. Ему становится легко от предощущения чего-то доброго и настоящего, с минуты на минуту обязанного возникнуть между ним и его спутниками. В ресторане почти нет людей. Официантов тоже не видно. Они садятся за первый попавшийся столик. Макс весь в ожидании. Вот-вот подойдет кто-то, скорее всего, официант, и сообщит сногсшибательную новость.
Матвей Евгеньевич, смирившись с присутствием за столом третьего рта, обретает свое привычное театрально-приподнятое настроение.
— Все понимаю, — с наигранным удивлением начинает он, — мы забрели сюда, потому что «Балалайка» на ремонте. Но ты-то как сюда попал? Неужели из науки в журналистику подался?