«Сатана там правит бал...»
Тьма впереди сгущалась, солнце давно упало за край земли....
После ужина при слабосильной коптилке политком Гуманист быстро составил политдонесение о происшедшем у села Монастырщина, а потом неспешно, обдуманно начал писать характеристику-аттестацию на командира эскадрона Барышникова.
Сначала характеристика писалась легко, без внутренних сомнений, в ней стоило в первую очередь отметить военные таланты бывшего штабного офицера, его вышколенность и в то же время некий демократизм, умение ладить с разноликим эскадроном. Можно было бы подчеркнуть и его приверженность к уставам и форме, без особого, впрочем, вреда для сущности дела... Но потом Аврам как бы сбился со строки, испытал некоторый внутренний протест от всей этой однолинейности оценок.
Нельзя было понять, собственно, главное — всю эту звериную ярость, с которой отнесся Барышников к бывшим своим собратьям и сослуживцам, отдал команду: уничтожить целиком безоружную группу парламентеров. Конечно, приказ о запрещении всяких переговоров с повстанцами существовал, но ему ли, Барышникову, так уж печься об исполнении этого приказа? Тут он допускал некий перебор, святость не по сану, если не что-нибудь худшее...
Вспомнилась и злая фраза комэска, обращенная к этому бедняге с белым флагом: «Видали мы тоже коммунистов!» — фразу эту на досуге нелишне было бы прощупать заново, как прощупывают ватную одежду языка или шпиона в контрразведке — до последней нитки, до самого незаметного шва. И тогда именно обнаруживается, что не обошлось без... подкладки.
Что-то не нравилось Авраму сегодня в командире. Такой обходительный, воспитанный, даже предупредительный во всем, и все же, все же...
Аврам подумал и сделал необходимое дополнение к положительной части характеристики: «Своего рода чрезмерная ретивость исполнения, переходящая в крайности, наводит на мысль о неискренности либо нездоровой психике тов. Барышникова. Необходима длительная проверка. Полагаю, что от повышения в должности следует пока воздержаться».
И — расписался, строго, без росчерков.
В станице Вешенской не спали.
Поздно вечером в штаб Кудинову позвонил из Казанской командир 4-й повстанческой дивизии Кондрат Медведев. Сказал коротко:
— Так вот, товарищ командующий, докладаю... На лугу, проть Монастмрщины, порубили, значит, нашу депутацию. Ага. Один Шалашонок сумел ускакать, на обман их взял... — И, чувствуя в трубке затяжное молчание Кудинова, еще добавил: — Мальцы-казачата наши охлюпкой эту депутацию сопровождали, вроде прислеживали... Ну, а там — сотенный разъезд этих, карательных, с той стороны. Чево и ждать было!