– Я постараюсь оправдать доверие и заслужить благосклонность вашего величества, – отвечал Гассан дрожащим от волнения голосом.
– Я хочу дать тебе новое доказательство своего доверия, удостоив тебя еще одного поручения, – продолжал султан. – Я хочу приказать тебе арестовать ту пророчицу в доме софта, слова которой ты уже слышал. Но сначала ты должен допытаться, что это за личность. Разузнай хорошенько обо всем и сообщи мне.
– Приказание вашего величества будет в точности исполнено.
– Теперь позови ко мне сюда гофмаршала.
Гассан бросился исполнять приказание султана. Гофмаршал был очень удивлен, что султан дал это поручение бею. С низким поклоном он вошел в кабинет султана.
– Я только что пожаловал Гассан-бея моим бессменным адъютантом и секретарем, – обратился Абдул-Азис к гофмаршалу, – и потому объяви всем маршалам и камергерам, что Гассан-бей имеет право без доклада входить в мои покои. Это моя воля. Ступайте.
Гофмаршал и Гассан были отпущены.
Новое светило взошло при Константинопольском дворе – Гассан-бей стал явным любимцем султана, яснее всего доказывало это всем то обстоятельство, что он мог без доклада входить в покои султана, чем не мог похвастаться ни один сановник. Гассан невольно улыбался, замечая внезапную перемену придворных в отношении к нему. Все сразу стали к нему почти раболепно ласковы и преданны, и придворные чиновники, которые до сих пор высоко поднимали перед ним головы, внезапно стали считать за честь осведомиться о его здоровье. Скоро повсюду узнали, что он сделался новым фаворитом.
Нападение укротителя змей на грека произошло во мраке и притом так быстро, что он насилу пришел в себя, хотя он не так легко терял присутствие духа. Лаццаро твердо надеялся на то, что укротитель змей обратит внимание на его спутника и только по ошибке схватил его самого. Все это произошло так быстро и неожиданно, что греку не пришлось даже обороняться. Когда же он пришел в себя, то был в глубоком мраке, царившем между деревьями. Он попробовал обороняться и произнести несколько слов, но страшные удары кулака укротителя змей лишили его речи, а вслед за тем и чувств.
Когда Лаццаро пришел в себя, он еще лежал в стороне от дороги между деревьями. Уже рассветало. В голове его была такая путаница, что он сначала не мог собраться с мыслями, и прошло много времени, прежде чем он вполне оправился и припомнил случившееся. Он с трудом поднялся.
Старого укротителя змей, который угостил его вместо принца ударами кулака, и след простыл, принц Юсуф тоже давным-давно ушел. Черты укротителя змей напоминали ему кого-то, но он не мог вспомнить, на кого тот походил. Но Лаццаро не приписывал ошибку дурному умыслу старого укротителя змей, а считал ее следствием темноты, царившей вблизи деревьев. Он говорил себе, что старика самого за то постигло чувствительное наказание, потому что в то время, как у принца Юсуфа он, без сомнения, нашел бы значительную сумму, теперь он остался без прибыли, так как карманы Лаццаро остались нетронутыми. Он нашел в них все свои наличные деньги.