И замолчал.
Я обернулся.
Закаменевшая в невиданном усилии спина. Белые пальцы, стискивают безжизненное тело. Безумный, невидящий взгляд.
Я успел дойти до него. Даже успел положить руку Ринглусу на плечо и открыть рот, чтобы изречь одну из тех беспомощных банальностей, что принято говорить в подобных случаях.
Но сказать не успел ничего.
Рык раненного зверя слетел с его губ, и все вокруг потонуло в золотистом, испепеляющем сиянии.
Intermedius
Эмма Каррингтон
Полученной силы хватило не только, чтобы открыть замок.
Эмма, тяжело дыша, смотрела, как он вытирает руки остатками смирительной рубашки. Кажется, она совершила ошибку. Ужасную ошибку.
Но уже ничего не исправить.
— Держись, Эмма, — сказал Жиль, целуя ее в губы. — Скоро все закончится. Моя мужественная девочка.
Это ее первый поцелуй. Первый поцелуй с мужчиной. Она часто представляла, как это случится — у алтаря, после принесения клятвы. Или чуть раньше еще до алтаря, ночью — летней и лунной, когда звезды будут тонуть в озерных водах и запах трав дурманить рассудок.
Труп у ног и боль в мышцах — безумец сопротивлялся до последнего, а Эмма должна была его держать, удерживать. Чтобы никуда не делся. Чтобы Жилю было удобно. И оглушать нельзя. Надо, чтобы в сознании.
Запах крови, вкус крови на губах. Мужчина разжал объятия, и на темно-сером дорожном платье Эммы осталось пятно в форме ладони.
От него тоже пахло кровью.
У лестницы их поджидал Бобби с арбалетом наперевес. Ветвистым, искрящим деревом слетели с раскрытых ладоней чернокнижника чужие ужас и боль, ставшие силой и властью. Слетели, чтобы сжечь сначала пущенный болт, а затем и самого стрелка.
Треск. Шипение. Запах озона и паленой плоти.
Это и есть магия. Не игры Эммы с закорючками-черточками — птичьи следы на ровной глади бумаги. Вот она — подлинная магия.
Оплаченное чужой кровью могущество.
На пороге Батлема бывший узник вскрикнул и отшатнулся, прикрыв ладонью глаза.
— Что случилось?
— Больно, — он рассмеялся.
Слезы по щекам сквозь зажмуренные веки. А сверху — солнце. Неяркое зимнее, где-то за облаками.
Серый день в декабре.
* * *
Потом было поспешное бегство из города. Долгая тряска в седле — Эмма совсем плохой наездник, к концу второго часа у нее болели ноги, ягодицы, спина.
Смена лошадей на постоялом дворе и снова скачка.
— Останавливаемся, — скомандовал Жиль, глядя на измученную спутницу. — На сегодня хватит. Ночлег.
Безымянная деревенька, придорожный трактир. На ужин жирный гусь и недоваренная каша, но Жиль доволен. Он ел жадно, с видимым наслаждением. Опустошив тарелку, откинулся с сытым видом и вытер губы салфеткой.